Вениамин Каверин: Легендарный роман «Два капитана», сопутствующие ему юбилеи и авторские загадки

Обложка книги-романа

Нынешний, 2019 год очень богат на околоарктические юбилеи. Это две круглых даты появления на белый свет и две, увы, грустных годовщины ухода известных личностей в мир иной. Ну, во-первых, 135 лет со дня рождения самого молодого из трёх легендарных русских покорителей Северного полюса — Георгия Брусилова (шхуна «Святая Анна»).

Во-вторых, 105 лет со времени трагической кончины Георгия Седова (шхуна «Святой мученик Фока»), наиболее известного исследователя северных льдов, умершего во время пешего перехода к Северному полюсу. Он был всего на два года моложе самого старшего руководителя экспедиций — Владимира Русанова. 

И, наконец, в-третьих и в-четвертых в 2019-м исполнилось 75 лет со дня появления (в 1944 году) второго тома романа «Два капитана» и тридцать лет со дня смерти его талантливого и обласканного советской властью автора — Вениамина Александровича Каверина (при рождении — Вени Зильбера). Двое из упомянутых выше исследователей крайнего севера стали историческими прототипами литературного персонажа — капитана Ивана Татаринова. А упоминание штурмана шхуны «Святая Мария» Ивана Климова из полюбившейся читателям книги явно перекликается с судьбой Владимира Русанова. 

Вениамин Каверин

Но кроме того, в художественном образе центрального героя книги — пилота Сани Григорьева, волею писателя соединены судьбы, случайно им встреченных в середине 1930-х годов цельных и достойных личностей. Видного учёного-генетика Михаила Лобашёва и военного лётчика, старшего лейтенанта, героически погибшего в боях 1942 года — Самуила Клебанова.

Если с первого реального прототипа списаны детство, юность и становление характера главного героя, то второй, естественно, послужил завершённым портретом уже вполне состоявшегося человека, офицера-капитана — боевого и профессионального полярного пилота. 

Помню, когда-то давно, будучи ещё 11–12-летним мальчишкой, я пребывал в совершенно благоговейном «шоке», зачитываясь столь романтическим повествованием. Упоминаемый автором пеший поход к Северному полюсу казался вполне реальным и не вызывал сомнений. Именно, потому что он по хронологии совпадал с арктическим сумасшествием 1912–1914 годов, когда к полюсу рвались экспедиции многих первопроходцев, послуживших прототипами для литературных персонажей.

Георгий Седов

Правда, в то время «массовому» паломничеству русских покорителей к высоким северным широтам предшествовало несколько лжеудачных зарубежных экспедиций: норвежца Фритьофа Нансена (1895), американцев Альберта Кука (1908) и Роберта Пири (1909). А также довольно удачливых покорителей земли Южного полюса — англичанина Роберта Скотта (1901–1904; 1912–1913) и стойкого норвежца Руаля Амундсена (1911), что в то время придавало ситуации вокруг Северной «макушки» нашей планеты яркий состязательный характер. 

Однако надо признаться, мне более интересны не всем известные судьбы прототипов романа, а авторская работа над текстом произведения. Нет, не глобальный труд по сбору материала, его адаптации, манере подачи и прочее... Чаще более занимательными бывают мелкие незаметные нюансы. Например, поиск и выбор автором имён и фамилий для своих героев. Это очень важный аспект, ведь все, видимо, помнят знаменитую фразу капитана Врунгеля: «Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт…». 

Шхуна "Святой Фока" на зимовке

В связи с этим, занимательна логика выбора фамилий для персонажей-капитанов. Первая из них это: Татаринов, вторая — Григорьев. Кажется, подбор фамилий героев совсем не случаен… В этом, весьма предположительно, и спрятана определённая загадка.

Почему же фамилия исчезнувшего во льдах капитана именно Татаринов, а не «Иванов, Петров, Сидоров» и т.п. Не сокрытый ли это внутренний протест автора против насильственного выселения несчастных крымских татар с райского полуострова Крыма в сухие степи Узбекистана, которое происходило в мае–июне 1944 года, то есть в период завершения работы над романом? 

Разве отправление экспедиции капитана Татаринова из благостного мира семьи в далёкие снега Арктики не выглядит литературной аллегорией потери домашних очагов тысячами татарских семей? А Саня Григорьев, следовавший по следам погибшего капитана и нашедший его, разве это не аналогия грядущего разоблачения сталинского преступления? Ведь не зря фамилия героя Григорьев (это производное от имени Григорий) в переводе с греческого означает — бдительный, бодрствующий, не спящий, а значит… всё помнящий и предостерегающий! 

Георгий Брусилов

И, если это так, тогда впечатляет безоглядная смелость писателя, посмевшего молча осознать эту тему — тему геноцида нации и предрекать беспощадной репрессивной сталинской «машине» грядущий суд новейшей истории и разбуженную бодрствующей интеллигенцией народную ненависть. Ведь Каверину в ту пору было уже 42 года, и вряд ли настолько рискованную выходку автора можно списать на юношескую «безмозглость». 

Даже, если он пришёл к этому бессознательно… цензору НКГБ достаточно было лишь заподозрить то, что сейчас предположил я, и за опубликованный роман — вместо Сталинской премии второй степени (в 1946 году — это 50 тысяч рублей), писатель вполне мог получить десять лет сталинских лагерей без права переписки… 

К тому же, кроме лишения собственной свободы, он рисковал бы весьма осложнить безоблачную жизнь ровеснице и любимой жене — писательнице Лидии Николаевне Тыняновой, 20-летней дочери — студентке и 11-летнему школьнику — сыну.

Шхуна "Святая Анна"

К этим жертвам можно добавить вполне реальный риск для родных сестёр и братьев (включая их близких). А ведь в многодетном еврейском семействе Зильберов-Дессон насчитывалось шестеро душ детей, где Веня был самым младшим. 

Кстати, — о братьях. Во время чтения романа меня не покидало ощущение, что литератору очень импонирует имя его главного героя — Саша. Вернее, Саня, ведь имя Саша носила младшая сестра своего брата Сани. Что заставило писателя дать своим персонажам, родным брату и сестре одинаковые имена? Ведь, как правило, в реальных семьях подобного не бывает. 

Автор как будто бы любуется этим именем, смакует его почти на каждой странице, рассказанной от лица главной героини Екатерины Татариновой. Подобного литературного приёма раннее встречать не приходилось. И только гораздо позднее, с появлением интернета и молниеносного доступа к окружающей информации я нашёл для себя ответ на этот вопрос. Дело в том, что самого близкого к нему по возрасту (с разницей в три года) и, соответственно, ближайшего по развитию и мироощущению брата звали Сашей. 

Владимир Русанов

А так как их общий родной отец-еврей звался, увы, Абель Абрамович Зильбер, то подрастающие детишки решили трансформировать отцовское имя в русское Александр, дабы им всем обзавестись благозвучным отчеством для дальнейшей жизни. Ведь в Советском Союзе всегда не очень жаловали семьи рафинированных евреев.

Таким образом в роду Зильберов появились два Саши, и брат Саня вдруг стал Сан Санычем. Вероятно, эта тема неоднократно возникала среди своих, и в юной памяти у будущего литератора Вениамина Александровича Каверина отложилась родственная нежность к имени, которое он и присвоил сразу двум героям своего романа. 

Можно добавить, имена центральных женских персонажей также вовсе не случайны. Шхуна к-на Татаринова «Святая Мария» носит имя его любящей жены. После трагического исчезновения полярников она предала память пропавшего супруга, в итоге выйдя замуж за преступника, погубившего экспедицию. Осознание своего морального падения в конце концов привело отчаявшуюся женщину к самоубийству. Её распространённое имя — Мария (Васильевна) с древнееврейского переводится как Мирьям («желанная»). Именно так звали любимую старшую (1890–1989) сестру писателя (после замужества — Мира Александровна Руммель). 

Кэч В. Русанова "Геркулес"

Ну, а имя, избранное автором для единственной любимой девушки главного героя говорит само за себя. Ведь древнегреческое значение известного имени Екатерина в переводе: непорочная, чистая. Чувство непорочной чистоты и верности исходит от персонажа Кати Татариновой на протяжении всей хронологии романа. Неужели могла бы быть иной любимая женщина капитана Сани Григорьева?.. 

Куда сложнее понять авторскую логику при подборе фамилии для главного отрицательного персонажа по прозвищу «Сова» — Михаила Ромашова. Удивительно, но фамилия классически законченного негодяя ассоциируется с солнечным полевым цветком… Почему? На чём же основывается выбор литератора, если он (выбор), естественно, не проистекает из юношеской неприязненности автора к некогда неприятному ему человеку со схожей фамилией? 

Единственное, что со временем пришло в мою замороченную голову — это выдержка из давно изданного Сельскохозяйственного словаря-справочника: «Ромашка обыкновенная, сорняк яровой и озимый, повсеместно в посевах, на огородах и мусорных местах. Цветёт с мая до осени. Уничтожается тщательной обработкой почвы». 

Постер фильма 1955 года

Возможно автор мыслил иначе, но именно так герой романтического произведения уничтожает свой антипод — мелкого подлеца «Ромашку», в процессе разворачивающегося повествования вызревшего, словно обычный мусорный сорняк, в реального военного преступника. И, если бы не ушёл от нас тридцать лет назад отец «Двух капитанов», возможно сегодня мы получили бы ответ на оставленные им маленькие авторские загадки.

Впрочем, нужно учесть, что фамилия капитана Татаринова присутствовала уже в первом томе романа, изданного в 1940 году т. е. до крымской депортации. Исходя из этого, следует признать авторский выбор фамилии для погибшего персонажа ошеломительным совпадением! Но согласитесь, подобные телепатические совпадения выглядят не менее загадочно, чем изложенное предположение о сокрытом протесте писателя на страницах его легендарного романа.