На Крит под парусами

                                      (Записки яхтенного капитана)

                                                            Краткий пролог

Как известно, чем дальше от дома, тем ближе к Богу... Эту бесспорную истину мне пришлось хорошо усвоить в неспешном течении достаточно длительного времени на благоуханном острове Крит.

Полагаю, вы должны помнить этот разостланный, будто солдатская портянка, достаточно внушительный лоскут греческой территории. По периметру остров омывается лазурными волнами моря, зовущегося Средиземным.

Крит представляет собой 8263 кв. км горной, каменистой суши и занимает пятое место по величине из пятидесяти самых крупных островов, уступая только таким гигантам как: Сици́лия, Сарди́ния, Кипр и Ко́рсика.

Впрочем, Корсика обширнее всего лишь на 420 кв. км. Общее же число отдельных, островных клочков омываемой земли, превышающих 10 кв. км и разбросанных по Средиземке составляет более полутора сотен… От нашей степной Украины — Крит отделен четырьмя морями и двумя проливами. Моря, соответственно: Чёрное, Мраморное, Эгейское и Критское. Проливы — Босфор и Дарданеллы.

Этот маленький географический экскурс понадобился для наглядности, потому как добираться туда пришлось не популярно-тривиальным «авиа–авто–ж/д» способом, а идти античным морским путём, вооружившись не менее древним ветровым движителем — бермудским парусом.

              Глава I.  Херсон — поселение судостроителей

Мост через приток Днепра — реку Кошевую со стороны "карантинного" острова в сторону центра  

Бывший карантинный остров в Херсоне на развилке рек Днепра и Кошевой

Стартовый пункт морского путешествия — это давно и неплохо обжитый яхтенный клуб ХСПО (Херсонского судостроительного производственного объединения), вполне удачно обосновавшийся на «карантинном» острове в низовьях Днепра. Здесь находилась в те прошлые времена стоянка моей яхты — деревянного четвертьтонника таллинской постройки.

В своей разветвлённой дельте, основное днепровское русло распадается на три реки, менее полноводные. Южный, самый длинный рукав — это Ко́нка, средний называется Бака́й и северный, единственный судоходный — Рвач.

Херсон — город на Днепре

Последний рукав отличается своими узкостями и изгибами неглубокого фарватера, что во время сложного маневрирования доставляет, вероятно, многочисленным судоводителям крупнотоннажных судов вовсе не самые радостные часы вахтенного дежурства в трудовых плаваниях.

Как-то, помнится, ранним туманным утром поздней осени наш экипаж невольно стал тому свидетелем. Проходили мы отнюдь не спеша в направлении Днепровского лимана речушку Литви́нку — приток Рвача.

Она уходит влево и вниз, разделяя своим рукавом острова Козу́лихский и За́бич. При полном отсутствии ветра туман висел бело-сизым маревом над самой поверхностью реки. Яхта просто сплавлялась по речному течению, практически не имея хода относительно воды.

Речной туман

Тем удивительнее нам было слышать впереди, в утренней тягуче-молочной тишине, мощный рокот непрерывно работающих судовых дизелей, со странно не изменяющимся звуковым пеленгом.

Давно закончилось предполагаемое мной время сближения в точке неизбежного «рандеву», но встречное судно, будто увязнув в тумане, не появилось. Наконец, подобравшись поближе, мы всё же смогли разглядеть, что происходит на невидимой реке.

Шум движения действительно создаётся морской самоходной баржой. Направляясь вниз к заливу, она не изменила курс вправо у поворотного буя фарватера, как того требовала латеральная система, и влезла носовым подзором на угловую отмель За́бича. Стальная махина, притопившись кормой, продолжает усиленно молотить винтами, будто пытаясь вытолкать островок в акваторию Днепровского лимана. Примерно так: ⇩

Вибрирующий от мощного напряжения громоздкий корпус баржи развернулся почти перпендикулярно судовому ходу, и только случайно не появился ещё острый форштевень какого-нибудь «драйвера», способный в густом тумане перерезать эту баржу, как свиную котлету. Например, вот так:⇩

На палубе — никого... Выйдя левым бортом на траверз его кормы, бурлящей белой пеной мощных движителей, продолжаем наблюдать непонятный маневр судна. Вдруг из глубины жилой ю́товой надстройки появляется некая фигура в полосатой тельняшке.

Переступает несколько раз неуверенными ногами по палубе, протирает дрожащими кулаками глаза, будто наводя резкость, и с явным изумлением оглядывается вокруг себя. Затем, видимо протрезвев, кричит в дверной проём рубки сиплым голосом:

— Мужи-ки-и! Охрене-е-еть! Мы уже второй час в берег прё-ё-ём!!

Центральная набережная Херсона

Дабы от гранитной нитки центральной набережной города добраться до узкого выхода в Днепровский залив, нам неизбежно потребуется преодолеть около тридцати километров живописного речного пути.

Сам же легендарный город Херсон в ушедшем «золотом веке» развитого советского социализма вполне приемлемо было бы охарактеризовать как древнее поселение судостроителей, моряков (в городе четыре судозавода, две престижных «мореходки», речной и судо-механический техникумы), фанатов паруса и спортсменов всех видов гребных состязаний.

Мой дед по матери, Фёдор Акимов слыл уважаемым речнико́м и самым искусным рыбаком на всей Заба́лке — районе, примыкающем к порту. Он служил шкипером (капитаном) большой днепровской баржи Херсонского речпорта. Бабушка числилась матросом того же судна. Это обстоятельство позволило мне окунуться в мир водников ещё малым ребёнком.

Уже на вторую навигацию я знал все встречавшиеся на фарватере суда, а буксиры опознавал по тональности звуковых сигналов. Особо мною чтимым был неутомимый и очень мощный трудяга, обвешанный по чёрному корпусу автопокрышками и надписью по белой рубке — «Боцман Волы́нец».

До двухлетней службы в доблестной Советской Армии я успел побывать и спортсменом — гребцом-байдарочником, и «судостроителем». А увлёкшись парусом, прошёл неизбежную практику рулевого — от третьего до первого класса, в итоге получив ещё во времена СССР диплом яхтенного капитана. Параллельно с этим также обзавёлся для «сухопутной» жизни и дипломом экономического факультета ХИИ (ХНТУ).  

 Екатерина – II

Город Херсон подписала к его основанию Екатерина Алексеевна в 1778 году. Произошёл сей акт в четверг, «мужским» погожим днём — 18 июня. Историки уверяют, что название города восходит к греческому «херсонисос» — полуостров.

Первыми заложенными объектами стали крепость и судоверфь. С того погожего дня прошло двести тридцать пять таких же летних сезонов. Набрал Херсон немало седины и шрамов в войнах, но достиг своего полного расцвета лишь однажды — в начале совковых семидесятых годов прошлого века.

"Очаковские" ворота крепости

Это был наивысший «расцвет» материальной базы социализма — всего двух, увы, последних сладких десятилетий относительно сытного пролетарского «процветания» перед страшным предстоящим кризисом.

Песни и музыка, как известно, всегда были наиболее явным показателем исторического расцвета любого этноса, любой страны. Столько и таких удачных хитов, зазвучавших в «Союзе» седьмого-восьмого десятилетий ХХ века, больше не рождалось. Их поют и сегодня!

Памятник Первой судоверфи Херсона

Но с началом ужасающего развала и постсоветской трансформации город Херсон опустел, оставленный молодёжью; пришел в упадок, как старая позабытая деревня. Словно его карантинный остров вдруг лишённый мостов, скованный в своём былом развитии периметром днепровского водораздела.

"Московские" ворота крепости

В десятых годах ХХI века — подумать страшно — уже третьего тысячелетия, город Херсон якобы насчитывает более 325 тысяч горожан и ещё 100 тысяч «особей» в агломерации.

Остаётся, к сожалению, добавить, что из всех областей Украины — Херсонская оказалась, видимо, наиболее зависимой от некогда союзной интеграции; а потому распад СССР привёл к ошеломительному упадку её экономики.

... Если суммировать прямые переходы: Херсон–Очаков–Одесса, затем маршрут: Одесса–Стамбул и в конце концов: Стамбул–Пирей–Ми́лос–Крит, вся эта цепь перемещений составит порядка тысячи семисот километров. Фактически же всё пройденное расстояние, естественно, будет гораздо большим.

В поход планировали отправиться не позднее середины осени 1997 года. Конечно, плаванию предшествовал обычный рутинный сбор документов: разрешений, получения загранпаспортов, судовой печати, оформление радиостанции, проверка оснащённости борта спассредствами и прочее. К тому же требовались пару летних месяцев подготовки деревянного корпуса семиметровой яхты к морскому переходу силами трёх-четырёх человек — экипажа «четвертака».

Четвертьтонник

Лодка 1984 года таллинской постройки, оснащённая топовым бермудским шлюпом, в то время имела на борту довольно скромный парусный гардероб, пошитый из обычной лавсановой ткани. Ввиду отсутствия в бортовой системе стоячего такелажа патент-рифа, а также наличие грота, не имевшего риф-бантов, был припасён плотный штормовой грот — вдвое меньшего размера.

Конечно, возможно ри́фить и штатный грот. Опустив парус, выдернуть переднюю шкаторину из ликпа́за мачты. Затем убрав одну-две из нижних лат, обернуть полотнище пару раз вокруг гика и снова вставить шкаторину в ликпаз. Остаётся только выбить грота-фал, но согласитесь, при крепком ветре — операция, далеко не скоростная и, естественно, минимально приятная.

В приложение к штатному стакселю имелась штормовая косынка и наиболее эксплуатируемая нами — большая генуя. Из дополнительных парусов, в кисе по-парашютному уложен «пузатый» белый спинакер. В общем, остатки от некогда двухкомплектного десятка парусов советского производства.

Что касается нашего навигационного оборудования, то кроме компа́са, бинокля, радиостанции и… «светлых голов», положиться более было не на что. Впрочем, мне достаточно было находящихся на борту навигационных карт, транспортира и параллельной линейки.

Провожали нас штатным семейным составом. Полнейшее ощущение запуска на Луну. Предпочитаю всегда расставаться на пороге своего дома. Однако экипаж думал иначе, и я, естественно, не считал нужным на чём-либо настаивать.

Полная кают-компания провожающих, несколько бутылок водки, добрые пожелания и упования на милость божию. Мы не туристы, отправляющиеся на поиски впечатлений — мы гастарбайтеры, уходящие за куском хлеба.

Если конкретнее — на сбор урожая греческих оливок, имея, с точки зрения, зарубежной страны не совсем законные намерения заработать какие-нибудь деньги. Наконец, последние объятия на понтонном причале, и экипаж, запрыгнув на борт, поднимает паруса!