Спустя полчаса, когда мы с Иваном ещё курим, а остальные — некурящие, полулежа на палатках, перебрасываются редкими ленивыми фразами, нехотя поднимаюсь и иду размяться. Смотрю на небо. Солнце перевалило зенит, и продолжает отсчёт времени по дуге, опускающейся за горизонт. Обед закончен. Торопливо возвращаюсь.
Молдаване уже стелют «палесы» под следующей четвёркой деревьев. Сходу включаюсь в работу. Со стороны дороги слышен шум подъехавшего грузовика. Палатки уже расстелены, и мы разбираем свои «равмистири». Из-за деревьев появляется Адонис, с «прио́ни» и садовыми ножницами в руках.
 |
| Японская "приони" |
Он добродушен после хорошего обеда, и шутит с молдаванами. Все смеются. Я понимаю отдельные немногие слова, но общего смысла, естественно, не улавливаю.
Наш греческий работодатель ограничился приобретением двух «триподий». Одна высокая — потяжелее, и более лёгкая — пониже. Выбрасываю откидной брус высокой «триподьи» подальше от лестницы — ступенчатой грани пирамиды.
 |
| Секатор |
Это придаёт ей гораздо большую остойчивость. Старательно вытираю подошвы башмаков о «палесу», как о половой коврик. Иначе из-за прилипших к ним растоптанных маслянистых оливок, башмаки будут скользить по ступеням, словно лыжи.
Работать на «триподье» достаточно удобно. Ветки не «тычутся» в лицо, как внутри кроны дерева. Вокруг свободное пространство для замаха.
 |
| "Триподья" |
Однако находясь на верхней ступеньке и, держась одной рукой за очищаемую ветку, очень легко потерять и без того зыбкое равновесие. Нужно быть очень осторожным. Порыв ветра едва пошатнул парусирующее тело, и напряжённые ноги тут же начинают непроизвольно дрожать, выискивая оптимальную точку опоры...
Обиваю маслину, начиная сверху. Сначала справа, держась левой рукой за ненадёжные ветки. Затем слева, насколько позволяет длина моего «равмистири» и гравитация планеты. Переставляю «триподью» по периметру, описываемого кроной, неровного круга.
На верхних ветках дерева, особенно с солнечной стороны маслины много — целые залежи или лучше сказать — плотные «завеси». От одного хлёсткого удара, вниз обрушивается приличная «порция», и горе тому, кто окажется в это время под «триподьей».
Хотя чаще бывает, как раз, наоборот… Работающему на «верхотуре» лестницы, приходится опасаться находящихся внизу «эргатэс». Занятый работой, не обращаю внимания на парней – молдаван, волокущих мимо дерева длинную, с разбросанными в стороны углами скомканного полотнища, тяжёлую «палесу».
Быстро миновав мою «триподью», увлечённые диалогом молдаване не думают о последствиях. Им даже не приходит в голову оглянуться… Передняя часть палатки, натянутая, как узда в их руках, свободно, на расстоянии двух шагов «проползает» мимо ног «триподьи».
Но сзади, следом за ней, шурша и переваливаясь, как океанская волна тянется огромное «пузо», гружённого маслиной полотнища. Оно с равнодушием и мощью бульдозера врезается в неустойчивые ноги «триподьи»!
Последствия представить совсем не трудно. Когда из-под вас внезапно вышибают трёхметровую лестницу, вы вряд ли будете анализировать ситуацию...
Благодаря своей, некогда спортивной юности, успеваю в первый момент сотрясающего удара, забыв о «равмистири», соскочить на одну ступеньку ниже. Затем, мгновенно, непонятным образом, оттолкнувшись руками и ногами от падающей «пирамиды», отправляюсь в свободный полёт и, как испуганная кошка приземляюсь в траву.
Почувствовав сопротивление застрявшей палатки в торчащих ногах опрокинутой «триподьи», молдаване заинтересовано оборачиваются. Я поднимаюсь с четверенек на дрожащие ноги, вытирая о джинсы потные ладони.
— Санёк, извини! — белозубо смеются парни, — Бывает!
Молча, выдираю упавшую «триподью» из цепких сплетений полотнища. На этот раз мне повезло. Чтобы разогреться и сбросить сытую ленивость, несколько минут выполняю «женскую» работу. Обиваю маслину внизу, стоя на палатке. Подходит Маша, вертикально неся перед собой одну из двух — более лёгкую «триподью».
— Александро, «эпа́но» (на верх)! — посылает она меня на дерево, с шутливой строгостью. Честно говоря, Машу я воспринимаю позитивно. И она, конечно, это чувствует…
Нахожу брешь в густых сплетениях веток и пробираюсь к тонкому стволу. «Объёмистая» гагаузка расставляет «триподью» и осторожно взобравшись на три ступеньки, начинает обивать ветки с внешней стороны кроны.
Снова шум падающей маслины и мелькание красных вилок «равмистири». Послеобеденная заторможенность проходит, тело разогревается, и становится жарко. Очень неприятно работать на солнечной стороне кроны.
То и дело, ловлю ослепляющие «зайчики». Маслин практически не видно — слёзы застилают глаза. Пытаюсь спрятать их в тень обиваемой ветки, но та постепенно пустеет, пропуская всё новые иглы лучей, пронизывающих зрачки. Несколько раз громко чихаю, и Мыкола, с соседнего дерева, смеясь, желает мне здоровья.
Подтянув поближе следующую ветку, запоминаю её местоположение в пространстве и, опустив голову «молочу» по ней вслепую. Не глядя, корректирую по звуку перемещение своих ударов. Размахнувшись, больно натыкаюсь кистью руки на острый конец сухой ветки.
Выступает кровь. Матерясь сквозь зубы, отираю руку о грязный свитер. Все суставы пальцев уже ободраны и сбиты. На тыльной стороне ладони — несколько запёкшихся глубоких царапин.
На дерево взбирается Адонис. У него своя работа: кроме присмотра за «эргатэс», ещё обрезание пагубных веток. Чтобы дерево приносило стабильный урожай, за ним должен быть надлежащий уход. В руке у грека маленькая садовая ножовка («са́рака» или «прио́ни» — по-гречески). Сверкающее на солнце полированное лезвие зубчатого полотна, закреплено в пластиковой рукояти, с выбитой надписью «made in Japan».
 |
| Не совсем безопасная работа |
Стараясь придать неудачной кроне дерева куполообразную форму, он отпиливает то одну, то другую ветки. Прореживает «дэ́ндро» внутри, обрезая мощным секатором ненужные отростки и тонкие побеги.
Если этого не делать, то ветки будут «глушить» друг друга, что скажется на урожайности дерева. Кроме того внутри кроны очень неудобно будет работать — всё равно, что в густом кустарнике.
Это неизбежно повлечёт снижение темпа уборки. Платят же «эрга́тэс» не сдельно, а почасово… Прикрываясь от рикошетящих оливок рукой, грек не спеша, осторожно лазает по веткам, и я, уступая место, стараюсь бить маслину подальше от его головы. Чтобы неочищенная, ещё тяжёлая ветка, падая не отодрала длинный язык коры, оставив неровный острый излом, он подпиливает её с двух сторон — нижней и верхней.
С нарастающим шипящим звуком, ветка летит на палатку. Гала, оттащив её в сторону, усердно «обмолачивает», прокручивая левой рукой, словно шампур. Адонис спускается вниз, чтобы со стороны визуально оценить качество обрезки. Одна из оставшихся веток его не устраивает. Не желая вновь карабкаться на ствол, грек кричит:
— «Саса, пар то приони кэ на то ко́псис» (Саша возьми ножовку и обреж)! Став на цыпочки, он пытается подать мне «са́раку», удерживая её двумя пальцами за кончик полотна. Свесившись по-тарзаньи с ветки, дотягиваюсь до пластиковой рукояти и беру ножовку в руку. Теперь начинаем выяснять, какую именно ветку я должен отрезать.
— «Влэ́пис» (Видишь)?! — кричит Адонис, тыча пальцем в гущу кроны. Стучу полотном ножовки по предполагаемой ветке и спрашиваю:
— «Авти́» (Эта)?!
— «О́хи, Охи» (Нет, Нет)! — звучит снизу.
Ударяю по соседней ветке.
— «Авти»?!
— «Охи»! — я снова не угадал. — «Па́но, пано» (Выше, выше) — направляет меня Адонис. Берусь за ветку, находящуюся повыше.
— «Авти»?!
— «Охи»!! — раздражённо взрывается грек.
«Чёрт бы тебя побрал, — думаю я, — за столько лет общения с русскоязычными гастарбайтерами, мог бы выучить несколько нужных слов!». Наконец, следующая ветка оказывается искомой.
— «Нэ, нэ» (Да, да)! — устало откликается Адонис.
— «А́по эдо́» (Отсюда)? — уточняю я, приставив полотно к месту намеченного отпила.
— «Нэ, а́по эки́» (Да, оттуда)!, — слышу снизу.
Аккуратно подпиливаю над основанием. Острая японская «прио́ни» сама вгрызается в дерево. Её зубья заточены в обратную сторону. То есть, режущий момент наступает, когда тянешь полотно на себя.
Левой рукой с силой давлю на ветку книзу, чтобы не зажимало полотно в пропиле. Дрогнув, она обламывается под собственной тяжестью и с ускорением летит вниз.
— «Бра́во»! — доносится голос грека.
