Глава II — Очаков

Впереди нас ждёт город Очаков. Беру в руки бланковую типографскую книжку — прошитый нитью и опечатанный «Судовой журнал». Вношу в него свою первую запись, окончательно вводящую капитана в статус юридического лица и открывающую отсчёт часов и событий нашей авантюрной «Одиссеи».

Вторник, 23 сентября 1997 г.

18:10 — отошли от клубного пирса. Ветер SSW (юг–юго–запад), около трёх баллов, полный бейдевинд, курс на ДБЛ (Днепро-Бугский лиман). Первая стоянка в Очакове. В объёмных рундуках разместились двадцать пять литров топлива, используемого съёмным движком и несколько канистр с 75-литровым запасом питьевой воды.

Кроме того, естественный запас продуктов — сухой хлеб, плюс фруктовые консервы и литровая банка мёда. Этот мёд мы будем вспоминать уже в Средиземном море — на Крите, откатывая из-под фанерных пайолов обильно сдобренную медовым нектаром вязкую трюмную воду.

С началом путевого передвижения, распределяемся на две равноценные подкоманды, и далее уже «исповедуем» вахтенный режим. Решаем стоять короткие двухчасовые, как в давнем армейском карауле, — постовые дежурства. Лёгкое возбуждение и отсутствие не накопившейся пока усталости, позволяют расслабиться подвахтенным, остающимся в ко́кпите. Период перехода, когда мы будем дорожить каждой минутой сна — ещё впереди.

Задувает стабильная «низо́вка». Идём длинными га́лсами в лавировку, против ветра. Опускающаяся чернильная темень и ветер приносят прохладу, — утепляемся свитерами и штормовками. На бликующей воде огни отсутствуют, зато звёзды в чёрной шатровой вышине рассыпаются школьным планетарием. Отработав три двухчасовых вахты с момента отдачи швартовов, добираемся до самых низовьев. Делаю ещё одну запись в журнале.

Среда, 24 сентября

Днепро-Бугский лиман

00:15 — вышли в Днепровский залив. Здесь нужно идти аккуратно, строго держась фарватера — лиман очень мелок, всего около пяти метров глубиной. И даже при нашей полутораметровой осадке можно наскочить на песчаную банку.

От дельты Днепра и до Очакова ровно пятьдесят пять километров. Это полная длина залива. По очертаниям он выглядит очень вытянутым эллипсом, с четырьмя торчащими из берегов мысами, наибольшим из которых считается мыс Станислав.

Мыс Станислав

Крутой холм, высотою тридцать восемь метров, сверху укрыт одноимённым, довольно обширным поселением. Оно лежит в очертаниях большого мыса равносторонним треугольником, площадью семь квадратных километров.

Непреходящая унылая «совковость» отнюдь не способствует его отличию от сотен подобных. Однако многие из пяти тысяч селян вмиг смогут вам напомнить, что их обветренное пристанище в летописи было основано четырьмя годами ранее легендарного Херсона!

Днепро-Бугский лиман  (ДБЛ) на карте

Здесь самая узкая часть акватории — всего около семи километров. На границе Днепро-Бугского образования — довольно немалая ширина лимана едва не достигает его максимальной величины, равной почти семнадцати километрам. Зимой его лёд усеян фанатичными рыбаками, находящими иногда, кроме достаточно обильного улова, весьма неприятные приключения.

Слегка задувает — волнение около четырёх баллов. Держим курс согласно фарватерным огням. Эти зелёные и красные «светляки» неизбежно выведут лодку к Очакову — нашему последнему рубежу в пресных водах. И здесь, выступающая, почти трёхкилометровая часть суши, покоит на своём холме, кроме славно известного города Очакова, ещё и бравую 21-ю пограничную заставу, доблестного 26-го Одесского погранотряда.

Предоставив «властям» набор необходимых документов, мы надеемся беспрепятственно протиснуться в морскую акваторию, дабы устремиться к украинской — общепризнанной черноморской «жемчужине», в просторечье именуемой... Одессой.

Очаковская погранзастава

...Покидаю штурманский стол, и влезаю ногами вперёд в левосторонний «гробик». По этому борту — моё штатное место. Мелькает вялая мысль — ну что за сленг?.. «ногами вперёд», «гробик», как в похоронном бюро! 

На пластиковой рубочной стене яхты, в сфере досягаемости руки — распредщит с тумблерами от всех бортовых огней и покачивающаяся на ремне радиостанция «Причал». Надо поспать — скоро меня поднимут на вахту.

09:30 — У острова «Первомайский» разошлись встречными курсами с яхтой из нашего клуба. Удаление между бортами невелико — в бинокль хорошо видно. На дружеский радиозапрос лодка не ответила. Да и понятно! Ребята возвращаются с Чёрного моря, — крайне устали. Ими пройдена последняя погранзастава, так что радиодежурство не очень актуально, морская этика, впрочем, тоже...

Кстати, всего несколько слов о нашем острове Первомайском. Основная изюминка характеристики острова заключена в его рукотворности. На удалении около трёх километров от мыса, в сторону известной Кинбургской косы, издавна существовала дрейфующая песчаная Очаковская банка.

Периодическая очистка и углубление фарватера в итоге стабилизировали, и направление течения, и «гуляющую» отмель. Было бы глупо далее не использовать этот дар природы, чем тут же и озаботились такие светлые умы, как Потёмкин и Суворов.

Согласно их техническим разработкам, более двух десятилетий свозили камень, глину и песок. Естественно, на подготовленное свайное поле. Укрепляли, насыпали и трамбовали.

Боевые пловцы

К 1790 году получили на месте банки аккуратный островок площадью семь гектаров. Оставалось только выстроить на нём блок-форт и напичкать казематы бронзовыми пушками, что с успехом и было проделано. Начиная с «Гагаринского» полёта в космос, последующие сорок с лишним лет (1961–2004) «Майский» был примечателен базированием на нём бригады боевых пловцов спецназа ВМФ СССР, а затем ВМС Украины.

10:45  — наконец, вышли к городу Очакову. Портопункт за диким пляжем — обычное место яхтенной швартовки. Но сегодня решаем стать поближе к погранзаставе — между рыбколхозом и базой отдыха «Очаковец». Есть там сносная рыбацкая «марина», сооружённая из посаженных на мель корпусов старых барж.

Очаков сегодня

Палуба на двух ржавых останках отсутствует, а загруженный в трюма песок, местами успел порасти зеленью. На берегу, напротив входа стоянки — здания Очаковской рыбинспекции и водно-спасательной станции. Дует дневной бриз, ведь мы фактически в черноморской акватории. Ветер навальный, однако грот не убираю, предполагая в марине выполнить разворот на 180° и швартоваться в бейдевинд.

Пока идём вполветра левым галсом. Выйдя подветренным правым бортом на траверз марины, уваливаюсь с галфинда до бакштага. Выдерживая запас по высоте, дабы избежать вынужденного контргалса перед входом, нацеливаюсь между двумя баржами. В бинокль рассматриваю уютную стоянку, выискивая место для швартовки. Она почти пуста, лишь только к наветренной барже ла́гом прилипли две рыбацкие шаланды. Между ними вижу просвет в полкорпуса — для нас вполне достаточно.

Неся оба паруса: грот и стаксель, легко проскакиваем во входной створ. Гика-шкот выбивается втугую, румпель перекладывается на правый борт, и мы резко приводимся форштевнем яхты к свежему ветру, разворачиваясь в противоположную сторону. Моментально с кормы отдаётся якорь; сохраняя скорость, лодка пересекает штевнем линию ветра; и уже на правом галсе забирает парусами воздушный порыв и направляется перпендикулярно в борт сидящей на мели баржи.

Морской порт Очакова

Сбрасываем стаксель и под одним гротом входим в положение «левентик». Травлю гика-шкот. Ветер треплет заднюю шкаторину паруса. Теряем ход в «сантиметре» от потёртого борта старой баржи. Баковый матрос, спрыгнув с носового релинга, стоит уже на железной палубе и вяжет швартовые узлы. Занимаемся мелкой приборкой и разглядываем берег.

Город прожил более пяти сотен долгих зим и вёсен. Своим видом, он почему-то всегда навевает на меня смертную тоску. То ли исторической ветхостью, то ли современной обшарпанностью? Спустя более трёх с лишним столетий после объединения Рюриковичами славянских племён средневековья, когда Киевская Русь распалась на тринадцать княжеств, — кого тут только не видали!

От монголо-татар и генуэзцев до молдавских пиратов и крымского хана. XVI век более благоволил к османам, — Очаков стал их крепостью. Однако по истечении четверти тысячелетия, стараниями вечно неугомонных генерала-фельдмаршала Суворова и Светлейшего князя Потёмкина, город-крепость был возвращен Российской империи.

Александр Суворов

Эти двое весьма удачливо-работящих, служивых мужей преподнесли второй царице Екатерине и обеспечили югу государства грандиозный качественный прорыв. Однако их личные взаимоотношения были явно непростыми. Александр Васильевич Суворов (1730–1800) родился девятью годами ранее фаворита Григория Потёмкина (1739–1791). Зато последний на девять лет раньше умер (так же — на пять лет раннее своей покровительницы).

Провидение привело их в этот мир на тринадцатый день месяца, и покинули они его почти одним числом — пятого и шестого. Никто из полководцев не погиб в бою, но каждый из них оказался бессилен перед «цивильной» болезнью далеко не в старческом возрасте. Суворов ушёл из жизни уже во время Павла-I, но всего лишь за десять месяцев до убийства последнего заговорщиками.

Григорий Потёмкин

Оба блестящих кавалера были пожалованы первым из учреждённых, достойным орденом — Императорским Андреем Первозванным. У каждого из воинов — орден Александра Невского и Георгиевские кресты всех трёх степеней. Ордена Святого Владимира первой степени и по высшей довольно престижной награде Пруссии — ордену «Чёрного орла» от короля Фридриха.

Высокие частные награды наследника: ордена Святой Анны добросовестно заслужены обоими полководцами с небольшой разницей в восемь месяцев (Суворовым позднее — в 1770 году). Похоже на мистику! Они шли, как лошади по ипподромному кругу — «ноздря в ноздрю».

Однако... стоп! Вот где собака зарыта! У Суворова «Анна» первой степени — за сражения в сентябре при Орехове. У Потёмкина же, «Анна» только третьей степени — за январское «дело» на румынской речке Ларге. Во время тех кампаний они оба ходили ещё в генеральских эполетах.

Потёмкин и Екатерина-II

Впоследствии, приблизившись к царскому трону, Светлейший князь Григорий Потёмкин стал прямым военачальником генерала Суворова и находился неизмеримо выше, являясь ещё и морганатиком императрицы — Екатерины Алексеевны. Мужчины испытывали... определённое взаимное уважение, даже сотрудничали, однако степень этого ордена стояла между ними более 20 лет!

Весьма неуютный, насквозь продуваемый всеми ветрами городок, в котором «хлопочут» около 15-ти тысяч очаковцев. Очертания его мыса напоминают мне остриё кочевнического ножа, давно вспоровшего горло Днепровскому лиману, до сих пор исходящему своею пресной «кровью» в горькую чашу солённых черноморских вод.

Очаковская стоянка

Как обычно, отправляюсь ко двору бравых трудяг — приморских пограничников «отпраздновать» появление херсонского борта в славном городе Очакове. Запылённая матушка-застава заботливо предупреждает о неудержимо рвущихся в нашу сторону воздушных массах.

Возможен ветер силой до 17 метров в секунду и волнение 7–12 баллов. Решаем отстояться в акватории марины, выход из которой весьма затруднён прибойной волной. До вечера — относительное безделье. Отбой в девять вечера.