Глава Х — Экскурс на Форос в августе 1991-го

Кроме этого, иногда вспоминается случившийся в моей «парусной» жизни, отдаленно сходный вариант общения с пограничным катером в крымской акватории Чёрного моря. Всё это грубое действо происходило в конце второй декады августа 1991 года, когда длился опасный в своей непредсказуемости, трёхдневный политический спектакль Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению (ГКЧП) на «госдаче» Горбачёва.

Этим же яхт/бортом, но в ином составе экипажа вышли мы в зачётно-квалификационное плавание вокруг Крыма по маршруту: Херсон – Керчь – Херсон, с заходом в попутные города. Крымские пляжи, перегруженные, как «час-пиковое» метро, уже готовились сменить утомительный августовский зной на близкое благоухание бархатного сезона.

Медведь–гора (Аю-Даг). Крым

В пунктах следования я, естественно, был обязан оформлять приход/отход на местных пограничных заставах, а в морской акватории держаться предписанной мне режимом плавания — двухмильной прибрежной зоны.

До самого «грустного» Геническа периметр обхода полуострова решили не замыкать, так как Азовское море своим береговым ландшафтом отнюдь не впечатляет. Да и в отпуск вырвались ненадолго — успеть бы вовремя вернуться на работу!

Яхта вышла в свой поход через шесть дней после перелёта Горбачёва на Форос — в субботу утром, 10 августа. А 13-го, во вторник, уже на доблестной погранзаставе Севастополя я оформлял отход до Ялты.

Меня поразило то, что дежурившый прапорщик, ставивший печати в предварительно заполненные мною бланки «судовых ролей», выглядел довольно выпившим. Не будучи ханжеским трезвенником, я, тем не менее, впервые не одобрил в своей душе пьяненькие возлияния в замкнутом мирке морской погранзаставы. Наскоро заполнив свой журнал и, напутствуя меня «на дорожку», выпивоха нечаянно обронил фразу: «Там… на Форосе... поаккуратней — „президент“ наш отдыхает!» 

Фраза прозвучала довольно саркастически. Действительно, чем же ещё оставалось заниматься никчеме-президенту разваливающейся страны с расползающейся экономикой? Только лишь ОТДЫХАТЬ… В тот момент я успел подумать, что армия и, конечно же, прежде всего, более продвинутые погранвойска вполне серьёзно недолюбливают Горбачёва.

Сторожевой пограничный катер

Да и удивляться было нечему, ведь к тому печальному времени подавляющая масса «совкового» населения уже совсем не хотела воспринимать и злобно осмеивала идейного вдохновителя «убойной перестройки».

В весьма обеспокоенной пролетарской среде, настроенной абсолютно отрицательно по отношению к ненавидимому практически всем бедующим народом президенту, его с горьким презрением наделяли весьма нелицеприятными эпитетами.

Нищающая народная «биомасса» уничтожаемой страны захлёбывалась в очередном удушающем чудо-эксперименте над немыми людьми. Наряду с ускорением, перестройкой, гласностью и демократизацией, шестой год гуляла по многострадальной земле ещё одна народная беда — борьба с пьянством, а вернее, — с вырубаемыми виноградниками. 

Я обратил внимание, что сослуживец дернул пограничника за локоть. «Весёлый» прапорщик, по его мнению, явно сболтнул лишнего.

Госдача Михаила Горбачёва

Таким образом, тёплым утром 14 августа моя яхта оказалась на подходе к траверзу объекта «Заря», то есть полусекретной президентской резиденции. Правда, в то мутное время мы совершенно ничего не могли знать, ни о «гэбистском» названии, ни о конкретном его месторасположении.

Выдерживая диапазон смещения нашего курса в предписанной прибрежной — двухмильной зоне, мы довольно беспечно пользовались бортовым биноклем и фотоаппаратом.

Находясь «на руле», замечаю справа по курсу пограничный сторожевой корабль.

Он стоит на бочке или лежит в дрейфе кабельтова на три мористее нашего курса и не торопится выходить на связь. Наша небольшая бортовая радиостанция «Причал» постоянно настроена в приёмном режиме 16-го — аварийного канала. Я уже начинаю надеяться, что яхта беспрепятственно минует этот мрачный сторожевик, но…

«Ответьте "Вельботу"!» — вдруг слышится в динамике позывной морского пограничника. Связь очень чистая, без помех — будто на параде. После приема вызова перехожу на предложенный сторожевиком диапазон.

«Доложитесь!» — требует «погранец».

Выполняю доклад на опознавание: «Яхта такая-то… порт приписки Херсон; экипаж в составе четырёх человек; вышли из Севастополя, следуем в Ялту; цель перехода — спортивное плавание».

«Обойти меня левым бортом!» — снова приказывает сторожевик.

Дачный бассейн

«Власти» тупо не разрешают нам пройти вдоль берега государственной дачи президента на ими же обусловленном расстоянии. От нас, почему-то требуют гораздо большего удаления — курсом, огибающим корму стоящего в море сторожевика.

Мы удручены! Видимо каждый сейчас думает: «Ну откуда ты, блин, взялся!». Бывшим генсеком было истрачено более одного миллиарда долларов на дачный «супер-шик» (с эскалатором до самого моря), но этого, оказывается, мало. Он ещё и не против, чтобы вооружённая охрана отгоняла народ подальше от его берега. Как говорится, — реальная демократия в действии...  

Генсек на даче с супругой

Поневоле в моей голове возникают различные риторические вопросы. Какую же фантастическую программу для нас предложили бы проделать дежурившие пограничники — в штилевую погоду? Без насущной необходимости тупо сжигать дорогое моторное топливо, урезанное количество которого, как правило, предназначается только лишь для необходимого внутрипортового маневрирования?

Или лодка была бы должна преодолеть километровую петлю при помощи гребной правилки? Интересно, а какой последовал бы приказ во время непогоды при штормовом ветре?.. Разворачиваемся почти на 90° и ложимся на уводящий от берега, галс.

Яхта обязана уйти в сторону моря ещё на три кабельтова, вычертив бессмысленную петлеобразную дугу и обогнуть сторожевой корабль, чтобы снова вернуться к прежнему курсу. Всем этим государственным охранникам понятно, что мы не диверсанты, иначе нас просто пустили бы на дно. Но они очень обеспокоены тем, чтобы голодный люд не увидел как жирует на его деньги якобы всенародный президент, призванный обеспечить этому народу сытую и достойную жизнь.

Держу руль прямо по срезу корабельной кормы, дабы свести к минимуму дистанцию вынужденного «заплыва». Спустя около получаса подходим к судну почти вплотную. Это боевой сорокаметровый ПСКР (пограничный сторожевой корабль), шириной восемь и осадкой два метра. Его корпус шарового цвета водоизмещает до 245 тонн. Носовой артиллерийский комплекс застыл в направлении берега.

Но нас интересует вовсе не это. Корабль кажется безжизненным — на палубе ни единой души. Все люки и щели наглухо задраены. В тёмных иллюминаторах рубки не видно лиц наблюдателей. О том же писала и Раиса Горбачёва в своём форосском дневнике.

Она вспоминала, что в предшествующие путчу годы, на открытой палубе сторожевика, как правило, кипела жизнь! Матросы иногда даже… купались и ловили рыбу (?!)

«"Летучий голландец", — думаю я, разглядывая пустую палубу, — хотя бы дали отмашку или в эфире подтвердили удовлетворённость яхтенным маневром!». Далее, тем же утром яхта устремилась к Ялте. Однако, едва выйдя левым подветренным бортом на траверз «Приморского» пляжа, пришлось заняться... спасательными работами!

Один из пляжей Ялты

Почему-то на достаточно приличном удалении от беззаботного, людского муравейника, нам совсем нежданно-негаданно открылась весьма бедовая, но довольно романтическая картина — почти на две трети затопленная прокатная лодочка. В ней, ухватившись руками за низкие борта и стараясь сохранять равновесие, сидела попой уже в воде, не совсем юная, но довольно симпатичная «Ассоль».

Бравый капитан «Грэй» барахтался за кормой плавсредства, пытаясь двигать его в направлении пляжа. Заметно было, что на лёгкой зыби это ему с трудом удаётся. Первая же крупная волна обещала легко пустить на дно их «Секрет», так некстати лишённый «алых парусов».

Спасённая "Ассоль"

Эта ситуация заставляет меня довольно решительно действовать. Неоказание своевременной спасательной помощи терпящим бедствие на воде, весьма чревато для капитана любого судна определённой уголовной ответственностью. Пришлось поднять девушку на борт яхты (при этом ещё и угостить арбузом), а плав/средство взять на буксир, бросив нерадивому Грэю ведро для вычерпывания воды.

Боясь при лёгком попутном ветре засесть фальшкилем в песке пляжа, я до упора выбиваю грот и полностью растравливаю стаксель, снижая тем самым скорость хода яхты. Спустя десяток минут усталый лодочник возвращает отливное ведро, и девушка водворяется на место в практически «сухое» плавсредство.

Почти впритык к прибрежному мелководью отдаём буксирный конец и, круто развернувшись левым бортом к берегу, салютуем поднятыми руками на прощанье слегка шокированной парочке — наша миссия по спасению завершена... Надо добавить, что нежданно-негаданно спасённая Ассоль, тихим чудесным вечером тех же суток вдруг с вином и закуской оказалась в Ялте!

Она отыскала среди лодочной стоянки яхту, взошла на палубу и даже… проникла в кают-компанию. Увы! На борту, кроме унылого вахтенного, вознаградить за спасение ей было некого. Экипаж в длительном усердии оббивал пороги печально известных в ту пору продуктовых магазинов, а капитан навещал доблестную пограничную заставу гостеприимной Ялты.

Вахтенный дежурный

К этому остаётся добавить, что общее состояние психовменяемости одиноко дежурившего на борту вахтенного, обнаруженного мной сразу же после возвращения на яхту, подсказало, что уж его то отблагодарить — спасённой нами Ассоли всё-таки удалось…

...Следуя из Керчи домой между двумя-тремя часами тёмной ночи с 18 на 19 августа 1991 года, яхта снова вышла уже правым бортом на траверз президентской дачи. Однако в этот раз нам «повезло» — лодку никто не вызывал на связь и не отгонял от берега.

Нас попросту «молча» догнал тёмно-серый, неопознаваемый в темноте корабль. Он выпрыгнул из кромешной черноты справа по корме, как чёрт из табакерки, и пошёл на опасное для яхты сближение. Я был снова занят рулём и сигнальной подсветкой парусов, поэтому попросил помощника связаться с неизвестным «драйвером».

С наивной, почти детской непосредственностью, мой  многострадальный «старпом» чётко выдаёт в эфир аварийного канала: «Надвигающееся на яхту судно, что вам нужно?!». В его не совсем вежливом тоне прозвучало неподдельное удивление безобидного муравья, атакованного разъярённым носорогом...

Над деревянной яхтенной палубой грозно навис всей своей убийственной мощью стальной форштевень сторожевого корабля. Борт хрупкой лодки выплясывает на разогнанной волне в опасной близости от корпуса грозного защитника границы СССР.

«Растравить паруса! Доложиться!» — следует резкий приказ по радио. Судовые машины шумят — прямой слышимости нет. За листовой обшивкой корпуса — три дизеля по 5 тыс. «лошадей». Открытый ходовой мостик корабля покачивается почти на уровне краспиц яхтенной мачты.

Вспыхнул довольно мощный корабельный прожектор — паруса перечеркнул голубоватый ослепительный луч света. Подняв вверх глаза, различаю за неясной кромкой ограждения капитанского мостика неожиданно многочисленную группу фигур… огоньки сигарет. Что-то кажется очень неестественным в этой «массовке». Что-то выглядит не соответствующим военному уставу…

И вдруг я понимаю «что это»! Они почти все одеты «по гражданке»! И не однотипно как футбольная команда, а как попало: спортивные штормовки, «адидасовские» костюмы, бейсболки. И, кроме того... курят на мостике! Люди в гражданском с сигаретами в зубах на «святая святых» — командном мостике корабля, несущего боевое дежурство — это, очень мягко говоря, вопиющее нарушение строгой корабельной дисциплины, и кажется мне неестественным. 

Например, почти таким же неестественным, как встретить на мирной улице портрет «Моны Лизы» с гранатомётом на женском плече. Такая картина сразу напрягает. Ты чувствуешь, — что-то сместилось в нормальном восприятии ситуации: повеяло реальной опасностью!

Почему-то не используя радиосвязь… в кромешной тьме. На военном корабле… в «гражданке» опасно преследовать беззащитную яхту... Зачем? Что это — показное рвение? Не торопясь «массовка» молча глядит сверху вниз на сгрудившийся в кокпите экипаж.

Кто мы в чутком восприятии этих воинствующих людей? Вероятно, группа, посланная «прорваться» на секретную дачу президента?! Может быть они раздумывают, что с нами делать? Пустить на дно или просто «наплевать» на нас? Чувствуется накопившееся нервное напряжение в застоявшихся спортивных фигурах. Им сейчас так неймётся проявить свои отработанные навыки.

Они обладают явно недоступной для нас — «тёмной биомассы», секретной информацией. Знают, что произойдёт со страной совсем скоро. Они могут даже уничтожить нас, и чрезвычайное положение спишет с них всё… как списывает война! Но… но ещё только приближается рассвет 19 августа! Ещё не пролилась кровь в московском туннеле с 20-го на 21-е число!

Ведь чем пагубна первая пролитая кровь?.. Тем, что она представляет собой свершение весьма чёткого прецедента, являющегося основанием для аналогичных последующих действий и дальнейшую вседозволенность! В конце концов под рокот трёх корабельных винтов, отваливающего в сторону сторожевика, мы слышим в динамике нехотя и сухо обронённую фразу: «Счастливого пути...».

Как же нам спустя годы воспринимать слова тогдашнего каперанга Игоря Викторовича Алферьева — командира Балаклавской бригады ПСКР, о том, что вверенные ему погрансилы несли службу в обычном режиме? Страну оповестили о ЧП – 19 августа 1991-го, в 06:00. Информация о блокировании президента СССР в крымском посёлке Форос погранкораблями каперанга Алферьева появилась позже (впопыхах ошиблись именем и допустили неточность в воинском звании).

Эту шокирующую для неё новость, пожилая мать пограничника услыхала из кухонного радиоприёмника. Она немедля набрала телефонный номер сына:

«Это так, Игорь? Ты удерживаешь Горбачёва? — спросила ошеломлённая женщина, — по радио передают!». По словам Игоря Викторовича, он был крайне изумлён, узнав о происходящем от... своей матери!

Если этому верить, тогда следует не сомневаться и в неведении командира бригады о размещении на подконтрольных ему боевых погранкораблях лиц в гражданской одежде. Возможно ли от прямого (и не пьяного) командира скрыть подобный факт? В принципе, думается, — да, но почти в той же степени, в которой космонавту возможно тайком от ЦУПа «провезти» на орбиту свою любимую собачонку!

Подобного рода группы особей, присутствующих на пограничных сторожевиках в прежние сезоны не наблюдалось. Почему же они появились именно в августе 1991-го? Лицезрели мы их своими трезвыми глазами за два часа до того, как согласно радио-объявлению в 04:00 по московскому времени, 19 августа Севастопольский полк войск КГБ осуществил блокировку дачи.

«Гражданские» разглядывали яхту с надстройки корабля за четыре часа до первого оповещения страны о ЧП. В общем ясно — неидентифицируемые лица, находились на ПСКРе до того, как мать г-на Алферьева, а затем и он узнали из радиосообщения о блокировании дачи.

В случае же осведомленности бывшего каперанга о лицах, размещённых на дежурных кораблях, уместно задать вопрос, как это сочетается с несением службы в обычном режиме? Разве может считаться обычным — режим пребывания на военном борту группы в гражданском одеянии? И почему, если служба в акватории дачи неслась в совершенно «обычном» режиме, пограничный сторожевик напоминал собой наглухо задраенную подводную лодку? Ведь согласно записям «первой леди», прежде матросы охраны вели себя абсолютно иначе.

Дело это давнее, да и далёк я от гражданского осуждения, тем более от каких-либо уголовных обвинений. Однако хотелось бы госпожу «истину» уважить! Действительно, со стороны представляется, что Игорь Викторович не был участником безалаберной попытки «переворота». Однако и идти против, рисковать воинской карьерой ради «зажравшегося» (как говорили в народе) генсека, думается... осторожничал. Ведь путчисты, действуй они иначе, вполне могли бы придти к власти!

О воинском долге тему не поднимаем. Существовал бы впереди реальный враг, а позади родина — каперанг Алферьев исполнил бы свой долг не колеблясь! Суть в том и состоит, что не война была, а междоусобные разборки не уважаемых народом топ-партократов. Все они в тех перипетиях меньше всего думали о народе, но о своём тёплом месте заботился каждый из них.

А посему, Игорь Викторович, очевидно, как опытный мореплаватель — молча «лавировал» и «дрейфовал», выжидая. Он служил бы и дальше… при любом из победителей. Но служил бы не калифу, а народу в его понимании. В те взбалмошные дни царила безысходность момента — обе стороны казались одинаково пагубны... Справедливости ради нужно сказать несколько слов о термине «блокировка». Как определить, что делает патрулирующий в море сторожевик? Охраняет объект или блокирует его?

Сторожевой пограничный корабль ПСКР-721

А никак не определить... Есть только два варианта ситуации: либо военные заранее предупредят о намерении вас блокировать, либо остановят вас, так сказать, «при попытке к бегству»... По факту — не произошло ни того, ни другого. Конечно, можно судить и за преступные намерения. Но для этого требуются неопровержимые факты и свидетели.

Однако, чтобы скрупулёзно собрать достаточно полную доказательную базу или опровергнуть подозрения, необходимо время! А его то и не хватило. Советский Союз республик в конце концом умер, да здравствует «КУЧА» президентов! Для них, нежданно-негаданно отхвативших верховную власть, — Содружество Независимых Государств (СНГ), как субъект, виделось просто номинальной атрибутикой, т.е. пустым местом.

Видимо, по просьбе пограничника, свежеиспечённый президент Леонид Кравчук дал своё указание освободить командира бригады от вызовов на допросы в прокуратуру чужой страны. Каперанг отчасти, как бы находился у истоков президентства Леонида Макаровича. Да и ладно... как говорится, — лишь бы не было войны.

Танки, идущие по Москве мы увидели, включив бортовой телевизор уже в русле Днепра. Реакция у всех однозначная: «Неужели на этой советской территории когда-нибудь могут произойти перемены к лучшему?». Мы ещё не знали о погибших… Наступало тёплое утро среды — 21 августа 1991 года. На следующий день, 22-го числа, в страхе уходя от ответственности, смертельно ранит жену, а затем застрелится сам... член ГКЧП, Министр внутренних дел СССР — 54-летний Борис Карлович Пуго.

А ещё через сутки, в субботу, 24 августа дважды набросит себе петлю на шею, сотрудничавший с ГКЧП, маршал Советского Союза — 68-летний Сергей Фёдорович Ахромеев. В первый раз прозрачная целлюлозная верёвка, не выдержав, оборвалась. Вторая попытка суицида окажется, увы, результативной... Правда, сегодня многие из нас не понимают зачем они это сделали?.. Видимо, настолько велик был леденящий ужас оставшихся в памяти сталинских расправ с заговорщиками...    

А некоторые из нас задумываются, отчего же простой люд не поддержал замахнувшихся на власть, если уже успел яро возненавидеть Горбачёва? Какой-то старик сказал тогда на причале: «Ну, посудите сами, будет ли народ — хозяин бюджетной кормушки, оказывать протекцию кому-либо из своих питомцев, если тот не поделил место с сотоварищем? Ведь все они одинаковые, все — на одно рыло…».

Не хотелось бы никого оскорбить из «бывших», и тем более «ушедших», но ведь это глас многострадального народа. По крайней мере, именно так выглядели тогда в восприятии «биомассы» августовские события 25-летней давности.

Спустя годы лидер ГКЧП — Геннадий Иванович Янаев признал свою и общую ошибку. Он сказал в одном из последних интервью: «Не требовалось лжи о болезни президента, введения ЧП и танков. Нужно было воплощать задуманное честно и открыто перед народом, и кто знает, как бы тогда сложилась наша жизнь...».