У меня нет будильника… На борту он никогда не был нужен. Однако сейчас — просто необходим. Стоит он недорого, и деньги есть, но… руки не доходят. Обитаем с моим «компаньоном» в одной комнате. Деревянные кровати, совсем как в советско-армейской казарме, стоят параллельно, разделённые метровым проходом и такой же деревянной тумбочкой.
Сюда, в маленький посёлочек под названием Плака, на уже непривычные белые простыни, мы попали прямо из Ретимно. Вернее, вначале добрались автобусом до Каливеса. А оттуда уже на такси въехали в предгорную сельскую «цивилизацию». На центральной асфальтированной площадке состоялась встреча с представителем работодателя.
 |
| Каливес |
К нашему удовольствию, позади остался, не только сыроватый и неустроенный яхтенный быт, но и, наконец-то, вынужденное, удручающее нас — ничегонеделание, перерастающее в неуместную расслабленность.
Просыпаюсь я мучительно медленно. Не включая верхний свет, нащупываю лежащую рядом на тумбочке зажигалку, и при слепящем пламени, всматриваюсь сонными глазами в чёрный циферблат наручных часов.
Как правило, в первый раз стрелки указывают на три–четыре часа утра. Со второго–третьего раза попадаю на вариант, который мне нужен — шесть, плюс-минус полчаса. В зависимости от этого показателя, позволяю себе, пригревшись остаться в коротком забытьи или безжалостно настраиваюсь на неизбежный подъём.
 |
| Вид на Плаку и Каливес |
В конце концов мысленно подаю себе команду и влекомый «непреодолимой силой» собственной воли, сбрасываю одеяло! Повинуясь всё той же силе, понимая, что обратной дороги нет, торопясь натягиваю свой «спорткомплект» — адидасовский костюм и кроссовки.
Подёргиваясь на ходу, спортивной ходьбой отправляюсь в душевую. Всё идёт своим чередом. Периодически поглядываю на стрелки Командирских часов. Нормально — по времени укладываюсь. Быстро возвращаюсь в кухню. Через дверной проём наблюдаю, как в спальне заворочался мой компаньон.
Осторожно прикрываю дверь — пусть немного поспит. Не позволяя себе расслабиться, ныряю в наш холодильник. Быстрый завтрак. На часах без четверти семь. Встаёт мой компаньон. Шлёпая тапочками в направлении душевой, сонно здоровается. Допиваю кофе. Самое позднее в семь сорок пять я должен быть «по всей форме» у машины.
У «нашего» синенького сельского грузовичка с богатым стажем. Теперь нужно быстро облачиться в холодную сырую «руху» (рабочую одежду). Она никогда полностью не просыхает из-за чертовски высокой влажности, неотапливаемого дома.
На тёплом Крите паровое отопление отсутствует в принципе. Ещё один озноб, преодолеваемый всё тем же усилием воли. И вот, наконец, прихватив пакет с пластиковой бутылкой воды и обеденным бутербродом, оказываюсь за дверью. С сигаретой в губах спешу к синему грузовичку, стоящему в трёх сельских кварталах от моего жилища. Миную первый ряд домишек.
 |
| Плака |
Выйдя на дорогу, ведущую к центру посёлка, сразу же попадаю в «релаксную» зону великолепной панорамы. Распростёртое внизу лазурное море с разбросанными то здесь, то там зелёнотравыми островками.
Они, как горячие оладьи на сковороде в оливковом масле, обрамлены по краям желтизной каменных обрывов. Вдали над этим великолепием возвышаются в утренней туманной дымке, слегка темнеют густой зеленью огромные холмы с несколькими полосатыми красно-белыми иглами радиомачт.
 |
| "Белые горы" |
И, наконец, левее видны более величественные — совсем не низкие, тёмнопородные Белые горы. Вершины, словно выдавленные из кондитерского тубуса — конусы молочного мороженного. Они изрезаны шоколадными извилинами каменных разломов, с застрявшими в них, местами, сахарно-ватными облаками.
Однако, вот и мой грузовик! Сегодня я вновь появляюсь у машины первым. Вообще-то мы работаем бригадой в пять человек. Пятеро «эргатэс» — трое крепких мужчин и две слабые женщины. Но я — единственный новичок и должен всем «показывать» себя. Норма — пять мешков маслины в день на человека.
 |
| Мешок с оливками |
То есть, всего мы вместе собираем по 25 мешков ежедневно. Иногда это количество зависит от урожайности деревьев той или иной «хорафи» и слегка может варьироваться, но как правило — в большую сторону.
Рабочий день условно составляет восемь часов, за которые каждый из нас получает свои восемь тысяч драхм. То есть один «хилярик» — в час (хи́лья, «хиля́рик» — тысяча, в переводе с греческого).
 |
| Банкнота 1000 драхм |
Холодный встречный ветер задувает прямо в лицо. Я сразу отворачиваюсь и натягиваю вязаную шапочку на мои уши. Пытаюсь спрятать голову за маленькой водительской кабиной.
Наш шустрый старый грузовичок с неработающим двигателем (экономия горючего?..) тихо катит вниз по крутому спуску узкой горной дороги. Опасные повороты с круглыми зеркалами на змеиных изгибах и ровное, без единой выбоины асфальтовое покрытие.
 |
| Критская дорога-серпантин |
Чёткие ярко-белые линии дорожной разметки, бегущей строкой вырываются из-под заднего бампера и, вытягиваясь в тонкую нить, тут же исчезают за очередным поворотом. В кузове, кроме меня, ещё двое парней — «эргатэс».
Подняв воротники курток и поглубже натянув «вязанки», они вбирают стриженные головы в плечи, так же уклоняясь от встречного холодного потока. Мы полулежим на разбросанных по металлическому кузову, больших свёртках «палес» и двух связках полипропиленовых мешков. Тут же находится и наша «эргалия».
 |
| "Механи" для сбора маслин |
Это «косчина» (сито) для просеивания маслины, «куфиня» — большая плетёная корзина и пять пластиково-гибких чёрно-красных «равмистири». Вдоль невысоких бортов кузова разместились две деревянные «триподьи», да длинная «механи».
«Равмистири» — это ручной инструмент личного пользования. Каждый из рабочих привык к своей «плётке», к её весу, изгибу и лёгким неровностям. «Обласкал» в работе, удобно изогнув под собственную руку.
Длиною около метра, равмистири напоминает пластиковую хлопушку для выбивания ковров. Но в отличие от последней оканчивается не узорной плетеной плоскостью, а четырьмя гибкими длинными пальцами. Они составляют почти треть общей длины, делающими инструмент, похожим на огромную посудную вилку.
Чёрная пластмасса длинной рукояти и ярко-красное окончание с рабочей частью, способствуют их приметности в зелени травы и глинистой грязи почвенного покрова. Там частенько приходится рыскать в быстрых поисках равмистири после перерыва в работе. Впрочем, цвета для яркой окраски пластмассы используют абсолютно разные — голубые, жёлтые, белые, оранжевые.
Машина опустилась в низину, и грек — сорокадвухлетний сын хозяина хорафи, заводит двигатель. Рядом с ним в кабине сидят две женщины — «эргатис». Это жёны моих спутников. В отличие от водителя, две пары молдаван значительно моложе. Всем около тридцати. Дорога стелется по прямой между горами и берегом моря, так что я в который раз любуюсь белыми барашками на лазурной ряби Судовского залива.
 |
| Альмирида зимой |
Проезжаем через безлюдную зимнюю Альмириду — туристический посёлок. Скорее, комплекс баров и ресторанчиков с жилыми номерами, открытыми площадками для столиков вдоль жёлтой песчаной полосы ухоженного пляжа.
Он протянулся почти на километр от подъёма в Плаку — места моего обитания, и до подъёма, ведущего в Каливес. Этот «городок» выглядит несколько крупнее Плаки, сельского посёлка. На самом деле — это едва ли так. Он является местом паломничества обитающих в округе «эргатэс», когда у тех иссякают продовольственные запасы. Цены в его маркетах несколько ниже.
 |
| Летняя площадка зимой |
Разноцветные гирлянды иностранных флажков вдоль всевозможных зазывающих вывесок на греческом и английском уже истрёпаны ветром… Кое-где видны незначительные повреждения в сырых крашенных рейках деревянных штакетников — ограждений ресторанных веранд.
Высокие грязно-белые пирамиды пластиковых кресел, отработавших свой сезон, одиноко возвышаются среди озябших ресторанных столиков. Они нанизаны друг на друга, как детали детского пластикового конструктора. До следующего сезона ещё далеко... и, несомненно, «глянец» будет восстановлен.
