«Соволновик»

    

Море часто диктует повышенную избираемость качеств людей, замкнутых ограниченным пространством палубы. Отторжение несовместимых душ и характеров неизбежно, потому лучше начинать с этого на твёрдом берегу.  

В одном из недорогих баров, торгующих холодным пивом мы присаживаемся за выносной столик летней площадки. Весь день раскалённое солнце атаковало плоские крыши городских домов, но к восьми часам пополудни и оно совсем утомляется. Светлый и тёплый августовский вечер обещает быть расслабляющим, и с нашей стороны, естественно, возражений нет.

— Ну как ты? Всё-таки остаёшься? — задаю вопрос своему спутнику. Встретившись с моим давним знакомым более двух месяцев назад, в конце мая, я больше с ним не общался. Он тогда лишь только приехал в Украину из-за рубежа.

— Да, я уже не собираюсь никуда уезжать. Ни желания, ни смысла. Да и срок возвращения прошёл. Он отхлебывает из пивного бокала и достаёт пачку сигарет, — знаешь, доживать свои дни лучше всего дома...

— Кто бы спорил! — я делаю холодный глоток и тоже достаю сигарету. — Ты всегда грешил патетикой. Мог бы повременить с темой «доживания» по крайней мере ещё пару десятилетий.

— Это я так… к слову, — бурчит он. — Молодёжь ведь тоже, как стаю пугливых голубей запускают экзальтированным жестом в небо. Вот только приземлится каждый из них в одиночку. И где? На своём ли, чужом ли поле... вернётся ли? Это уже никому не интересно.

— Ну, а как же романтика преодоленного пути? — подражаю я его тону.

— Интересен только путь «удачника». К нам это не относится!

— А как стать удачником? — интересуюсь, улыбаясь.

— Удачником… как и гением можно родиться, но не сделаться, — уныло тянет собеседник, — это избито. Не попсуй, как говорит молодёжь.

— Но ты же не будешь отрицать, что наработанные навыки, как уникальные гены передаются по наследству? — продолжаю я, — вспомни хотя бы врождённые способности служебных собак.

— Отчасти, да… но всё зависит от того, в какую систему попадёшь при рождении.

— То есть?

— Ну, если система окажется счастливой, то качественные гены могут ещё ярче проявиться, и тебя даже будут называть «лакки». Если же система выпадет несчастная — не поможет самое изысканное родство.

— Не понял… что за система?

— Давно известная и простая. Каждый рождается в точно предопределённой ему сверху системной нише. Будь то система звёзд, каких-либо сил или влияний. В ней каждый живёт и умирает, не в силах её изменить!

— Всегда полагал, что это называется просто судьбой... данной от бога! — озвучиваю я широкие познания в теологии. 

Лицо моего собеседника вдруг становится серьёзным.

— Э, н-н-е-е-т! — грустно тянет он, — сказано, что господь сотворил мир… но при этом нигде и никогда не упоминается об отсутствии в этом мире некой независимой системы, распределяющей необъяснимую удачу и сопутствующие ей блага. Мне приходилось знавать «бесбашенных» особей, вызывающе не верящих в бога и вполне достойных господнего наказания за совершаемые поступки.

И тем не менее они перманентно пребывали в координатах необъяснимого везения, обеспечивающего не только сохранность их жизни, но и доход, определяющий её непревзайдённое качество. И в то же время существует достаточно ситуаций, в которых верующие люди ломают ноги и теряют очень многое на абсолютно ровной дороге. Однако господь ничего для них не меняет. Когда ты произносишь «судьба от бога», это звучит наивно-беллетристически. Используя мой термин «некая система», я констатирую однозначный околонаучный факт!

— Ну ладно, — слегка улыбаюсь я, — давай несколько приземлим тему, а вернее — приводним. Скажи ка, вот ты — опытный яхтсмен… крейсерский гонщик. Именно в этом аспекте гены могут передаться твоему потомству?

Мой собеседник снисходительно кривится, понимая, что я его провоцирую.

— Думаю, в этом случае сработает общее обучение управлению парусами и… тривиально-вербальная передача опыта. Естественно, демонстрация всевозможных наработок, как в эксплуатации особенностей конкретной лодки, её гардероба, так и в использовании специфики метеоусловий.

— Ну, а что бы ты поставил во главе угла на своём борту? — не унимаюсь я.

— Как и любой адекватный капитан, — безопасность!

— Безопасность… чего? — интересуюсь, хорошо зная его приверженности и предпочтения.

Он вяло морщится, разглядывая немногочисленных посетителей.

— Ну... начиная с общей безопасности штормового плавания и работы экипажа, непосредственно яхтенного борта и… заканчивая безопасностью пальцев каждого матроса и дельных вещей на палубе.

Я тихо смеюсь:

— Слушай... ты совсем непробиваемый. Всё, как по-писанному, будто учебник читаешь.

— А ты полагал, я начну оригинальничать? Всё сказано задолго до меня! И не просто сказано, а пережито, пройдено и подтверждено на практике в авариях и крушениях! Очевидно тебе известно некое учреждение под названием МОРГ?

Молча пытаюсь сообразить какую же оригинальную мысль решил озвучить мой собеседник.
— Правильно, — горячо продолжает он, — эта аббревиатура обозначает не что иное как «Место Окончательной Регистрации Граждан». А что такое  моря, покрывающие наш земной шар? — снова следует вопрос.
— Моря... моря... — ну, это, когда морей как минимум два или несколько, — заинтригованно бормочу я в ответ.
— Так вот, запомни до конца своей жизни, посланные нам МОРЯ — это, увы, «Места Окончательной Регистрации Яхтсменов», — поучительно-мрачно хохочет слегка захмелевший от пива яхтсмен, довольный своим каламбуром, — Ну как, согласен?    

— Ну, ладно, сдаюсь! Не убеждай своего единомышленника. Скажи лучше, что для тебя главное в лодке и экипаже перед дальним походом?

— Да то же самое, что и для всех мореходов: в лодке — надёжность, в экипаже — совместимость!

Он показывает официантке пустой бокал и вдруг тут же лезет под стол за упавшей зажигалкой.

Я встаю и направляюсь в прохладную глубину бара. На тротуаре вдруг замечаю ворох опавших, уже сухих тёмно-жёлтых листьев. «Как? Неужели ещё одно лето пролетело? Вот так и с парусами… не успеешь поднять, а уж и конец сезона, — думаю я. — Скоро сентябрь… как быстро!»...

...— В таком случае это означает, что ты, видимо, предпочитаешь видеть на палубе только родственников или своих детей, — продолжаю прерванный разговор, возвращаясь к столику с двумя бокалами свежего пива. — Вот где незыблемая совместимость!

— Не му-у-удрствуй, — мычит собеседник, прикуривая очередную сигарету, — я, к сожалению, опасаюсь «соволновиков», а они, как правило, на родню-то и приходятся.

— Кого опасаешься? — не понял я.

— Со-вол-но-ви-ков, — по слогам повторяет он, — людей соволновых со мной. То есть, внутренне настроенных на мою «волну». Их ещё называют «одноволновиками». Но, на мой взгляд, это не вполне корректно, так как предполагает ограниченность индивидуума наличием одной-единственной волны. Имею в виду вовсе не какие-то возвышенные ощущения творчески настроенных особей. Это было бы прекрасно! Речь идёт о совпадаемости низменных потребностей или желаний приземлённых — бытовых.

— И что же тут плохого? — рассуждаю я, — если ты, к примеру, любишь холодную кильку на завтрак, и полное отсутствие горячего кофе, то твой соволновик, так же не будет по утрам будить тебя, досаждая шумной вознёй на камбузе.

— Так-то оно так, — с вялой готовностью соглашается мой оппонент, — но представь себе ситуацию иначе. Ты собираешься что-то сделать, и уже привстаёшь, дабы исполнить своё намерение… как вдруг… на секунду тебя опережает соволновик, которому в голову пришла та же мысль.

— Например?..

— Ну, не знаю... к примеру... что-то мелкое… Он опередит, забросив удочку именно в намеченное тобой место. Или ему всегда понадобится газовый таганок, когда непосредственно ты захочешь сварить кофе. А за столом уведёт приглянувшийся тебе кусок, я уж не говорю о последней банке пива в холодильнике. Если ты перемещаешься по палубе вдоль правого борта, обязательно столкнёшься со своим соволновиком, хотя при этом левый борт останется свободным.

Соволновик, как правило, схватит бинокль в момент, когда ты захочешь, что-либо разглядеть по курсу. Или того хуже — успеет занять гальюн, когда тебе «приспичило».

— Да…— сдержано смеюсь я, — последнее обстоятельство, пожалуй, может оказаться главенствуюшим во всей череде неприемлемостей!

— Ты напрасно иронизируешь… не знаю... однако, во всяком случае, именно мне подобная совпадаемость «умодвижений» в замкнутом пространстве лодки начинает докучать. Стягивает какими-то ирреальными ограничениями свободу желаний. Раздражённость сказывается на настроении и, соответственно, — на взаимоотношениях.

— Как же этого избежать? — интересуюсь я, ухмыляясь.

— Ты всё ещё напрасно иронизируешь, — продолжает он, — а избежать можно посредством предстартовых тестов на берегу.

Вдруг мой приятель рассмеялся:

— Вот с тобой, я бы пошёл в кругосветку!

— Как это понимать? — искренно удивляюсь я. 

— Мы были бы совместимы в долгой автономии, — вдохновенно говорит яхтенный мореход, — потому, что не сидим на одной «волне».

— Откуда вдруг такие выводы?

— Всё довольно просто, — загадочно продолжает убеждённый «теоретик», — у меня есть некоторые отслеженные наблюдения: — Ты ни одного раза не опорожнил свой бокал синхронно со мной. Ни разу не прикурил сигарету одновременно с моей, и… никогда не использовал нашу общую пепельницу, когда я тянулся туда окурком.

Ты отправился в гальюн задолго до того, как меня посетило то же желание. И в конце концов, в отличие от меня, тебе пришла в голову логичная мысль самому прихватить свежие бокалы, не дожидаясь официанта.

Мой собеседник расхохотался. Я смотрел на него, удивлённо приоткрыв рот.

— Но главное, что при этом… мы остаёмся соволновиками в возвышенном смысле этого определения!

— В чём-чём? — переспрашиваю я.
— В образе жизни, определяемом причастностью к парусу! — выдал он, как всегда, пафосно. — И… мы не раздражаем друг друга, хотя иногда и оппонируем.
— Ты в этом уверен?

— Вполне-е-е! Ну, ладно, поднимай, давай выпьем! — новоявленный антиволновик подхватил застольным жестом содержимое наполовину полной пивной кружки, приглашая меня поддержать его тост. — За совпадение в главном... и за несхожесть в мелочах!

— Да… видимо, он прав, — думал я, глядя в свой пустой бокал. — Что-то в этом есть…