Виктор Конецкий: Души морской диагноз…

Не поможете ли мне, случайный читатель? Вот смотрю на заголовок статьи вверху и думаю... где поставить запятую? Как лучше будет читаться фраза и как удачнее раскроется её смысл?

...Души морской(,) диагноз? — где понятно, что речь идёт о морской душе; или …Души(,) морской диагноз? Откуда явствует наличие морского диагноза у человеческой души. Не знаю… но в моём видении, к личности Виктора Конецкого подходит и то и другое. И душа у него морская и диагноз у души — морской.

А потому оставляю как есть — без сомнительной запятой. Если добавить, что непростое рождение и «замес» сией души Ленинградские… Питерские, тогда, пожалуй, можно возвести явление в квадрат! Самому же явлению 6 июня 2014 года исполнилось бы полных восемьдесят пять сложных просоленных лет, если бы морская дюжина смоленско-кладбищенских зим не отделяла нас от дня последнего прощания.

Естественно, никак не могу обойти своим вниманием и очередную, литературную дату в нашем календаре, с которой периодически совпадают круглые юбилеи Виктора Викторовича Конецкого. Речь идёт о 215-летнем юбилее Александра Сергеевича Пушкина.

Капитан Виктор Конецкий уходил нелегко, мучительно — через болезнь, через борьбу и нервное напряжение. Впрочем, так же, как и жил… так же, как писал. А писал зачастую сурово, правда, разбавляя текст неглупым морским юмором.

Разве не настолько же сурово с ним обошлась и судьба, бросив 12-летним мальчишкой в блокадную ленинградскую зиму 1941–1942 годов? Уберегла мать… и его, и брата. Хрупкая, нежная интеллигентка со стальной волей бывшей дягилевской танцовщицы. Её первенец — Олег был двумя годами взрослее младшего — Вики.

Впоследствии её старший сын взял девичью фамилию бабушки по матери, став писателем Олегом Базуновым. После победы, в августе 1945-го мать устраивает братьев в Ленинградское военно-морское подготовительное училище. Она хотела вырастить мальчишек настоящими мужчинами.

По её просьбе помог отвергнутый (развод) муж — отец их детей. Должность помощника прокурора Октябрьской железной дороги позволила ему обратиться к знакомому адмиралу Николаю Авраамову. Результатом было зачисление братьев Штейнбергов в училище (18-летнего Олега — сразу на второй курс).

Надо отдать отцу должное, — Виктор Андреевич Штейнберг здорово поддержал бывшую семью во время блокадного голода. Юридически всё ещё находясь в состоянии брака с матерью своих сыновей, он, тем не менее, какое-то время проживал с сожительницей–немкой в одной из трёх комнат той же коммуналки.

Впоследствии, уже будучи пожилым, Конецкий не переставал удивляться, как в обстановке тех лет его отцу удалось миновать сталинские жернова поголовных репрессий? Фактически брак распался за десять лет до начала войны. И «животное» состояние бытия в тесном микросоциуме, следуя теории марксизма-ленинизма, видимо, не могло не отразиться на сознании подрастающих потомков — сыновей.

Конецкий с женой

Можно лишь предположить, что отчасти и поэтому, Конецкий оставался холостяком вплоть до 56 лет. Но определяющей причиной его долгого безбрачия, полагаю, всё же были издержки профессии. Пока он являл собою действующего морехода, решительно не желал сразу становиться обманутым, если хотите — «рогатым» мужем.

А будучи реалистом-скептиком с довольно гордым характером настоящего морского офицера, ничуть не сомневался, что завтра придётся болезненно рвать близкие отношения с любимой женщиной, готовой сегодня стать его супругой. Ибо ни одна из «потенциалок» была бы не способна в силу объективных физиологических причин, без явного греха перенести его семимесячные морские рейсы — его беспросветное регулярное отсутствие в супружеской постели.

И здесь я вполне готов быть абсолютно солидарным с капитаном дальнего плавания. Мне неоднократно приходилось выслушивать не совсем трезвые и слёзные сетования бывших одноклассников, связавших себя с морем. И тема была одна-единственная, болезненная и бессменная на все времена: неверность их жён — «морячек».

Конецкий — курсант

Тем более, может считаться достаточно уважительной проявленная Конецким твёрдость характера в том, ещё лейтенантском — безумном двадцати трёх летнем возрасте, когда «злокачественные» самцовые гормоны способны были затуманить самую светлую юношескую голову.

Этот факт говорит о самой настоящей военно-морской «косточке», сидящей в недрах его естества… То, что ещё принято называть крепким внутренним стержнем. Однако в самом начале офицерской карьеры эти качества не только не способствуют его становлению, но явно мешают.

За «длинный» и слишком принципиальный язык, да видимо, за фамилию Штейнберг, как говорил сам Конецкий, его, мягко говоря, обворовывают на боевую романтику. А по большому счёту, лишают карьерной перспективы флотского офицера.

Выпускник. 1952 г.

Окончив в 1952 году 1-е Балтийское высшее военно-морское училище, выпускник лейтенант Штейнберг — дипломированный штурман-судоводитель, злою волею военного начальства получает унизительное назначение в качестве боевого командира БЧ-1; БЧ-4 (боевая часть штурманов и связи) на… буксирное судно спасательных работ.

Он вспоминает, что при его распределении смеялась вся рота. Это был второй подвох судьбы после жёсткого запрещения начальствующими мракобесами добыть курсанту Штейнбергу параллельное образование на филфаке ЛГУ.

Аварийно-спасательная служба, как почётно её ни пытались подать, во все времена считалась адовой клоакой, была отстойником для разгильдяев и провинившихся офицеров. А кроме прочего, для самых ретивых, слишком грамотных и не в меру свободолюбивых выпускников. Впрочем, язвенная болезнь желудка, так же не добавляла ему плюсов.

Кольский залив. 1954 г.

Учитывая тот факт, что особый отдел училища хлеб зря отнюдь не ел, выпускник-лейтенант Штейнберг (Конецкий) по праву занял место, уготованное ему, очевидно, ещё на первом курсе. Начало карьеры оказалось скомканным, а сам он лишен какой-либо мотивации к служебному рвению.

Многие из его прежних, некогда весёлых друзей–однокашников и единомышленников погибли, кто-то покончил с собой. Единственными его союзниками и поддержкой в то беспросветное время остаются литературные замыслы и… технический спирт. Это начало болезни... болезни грубейше приниженной личности и нереализованных амбиций.

Не сумев выслужить даже и трёх лет, «старлей» Конецкий решает прервать пошедшую наперекосяк службу и в марте 1955 года выходит в запас, получив на прощание звание капитан-лейтенанта… Не мудрствуя лукаво, той же весной отставник устраивается на дальний перегон морских судов. В должности капитана сейнера МРС-823 участвует в караванном походе.

Севморпуть, Архангельск. 1955 г. 

Работёнка далеко не из самых лёгких — по ледовой траектории Северного морского пути доставить малый рыболовный сейнер из Петрозаводска на далёкую Камчатку — в Петропавловск. Расстояние перехода около 14000 километров. Хоть плавание проходит в составе большого ледокольного каравана, однако всё это осуществляется впервые.

На начинающего литератора повеяло свежим ветром новой арктической темы. Запахло северной ледовитой романтикой писательских свершений. И уже в следующем — 1956 году Виктор Конецкий публикует свой первый рассказ.

Североморская проводка судов

А ещё через год, весной 1957-го — и первый сборник. В том же году получает рекомендации в Союз писателей. Его замечают. «Киношники» хотели бы посотрудничать с писателем как со сценаристом. В начале 1960-х годов он пишет в соавторстве сценарии к трём состоявшимся фильмам: комедии «Полосатый рейс» (1961), «Путь к причалу» (1962) и снова комедии «Тридцать три» (1965).

Конецкий за пишущей машинкой

Писательская карьера начинает складываться удачно, однако об оставлении профессии моряка Конецкий и не помышляет. Море — это его хлеб насущный, его сила, его основная «жизнетория». Литература — это пастбище его морской души… Из ложной скромности он ещё и ещё раз пытается донести эту мысль до пишущей братии журналистов.

Работа с секстантом

Желание вырваться на большую воду, в дальнюю «загранку» остаётся неосуществимым вплоть до 1964 года. Если верить злым языкам, коммунист Конецкий числился «невыездным», не столь из-за неуёмного правдоискательства, сколь из-за очень неумеренного пристрастия к спиртному...

К вящему сожалению, этому приходится верить — в дружеских воспоминаниях, увы, легенды ходят о его былых полумесячных запоях. Правда, в межрейсовый период, то есть в свободное от официальной работы, время.

На борту мореход ещё как-то держал себя в руках... что всё же не избавило его от курса унизительного лечения в отделении наркологии Бехтеревской психбольницы. Необходимость в этом вызрела не сразу, но в конце 1963-го Конецкий решил попробовать, — не помогло...

Желая самостоятельно создать вокруг себя какую-либо сдерживающую его противоалкогольную среду, подобную капитанскому мостику судна, Конецкий обзаводится водительскими правами и шикарной по тем временам «Волгой» — ГАЗ-21.

Но это помогало до очередного скандала с тем или иным руководством. А затем — по уже накатанной схеме... Он торопился прибегнуть к СС–150 — «стрессоснимающему средству в объёме 150 грамм». И начиналось... долгое, свободное падение... Даже с недавнего времени появившаяся в его холостяцкой квартире молодая супруга Татьяна Акулова  не могла с ним совладать.

Совместная работа супругов

Если раньше он мог сбежать от засасывающей чёрной воронки запоя на Север, в море, то с годами это было сделать всё трудней. Не могли помочь, ни апелляция к железной воле старого морского волка, ни капитанское достоинство, ни некоторые посещавшие его, друзья.

Впрочем, настоящих друзей уже совсем не осталось. Оставались знакомые, приятели, товарищи, бывшие коллеги по флоту и… духовное одиночество. Зато оседлая береговая жизнь позволяла безбоязненно иметь в качестве жены молодую и красивую женщину...

Лештуков мост

Я открыл для себя Конецкого не сразу, — тогда ему было уже (или ещё) 43 года. Причём открыл именно в Ленинграде — сегодняшнем Питере. Возвращаясь в начале осени из геологической партии, работавшей в далёких Вороньих тундрах Кольского полуострова, заехал проведать дальних родственников.

Нет, я вовсе не столкнулся с ним на Дворцовой набережной и не встретил за столиком летнего кафе. В доме № 8 переулка Джамбула — невдалеке от Фонтанки и в двухстах метрах от Лештукова моста, я просто снял с полки незнакомую мне книгу.

Васильевская стрелка 

Это были те времена, когда Ленинград называли Питером, невольно понижая голос, в силу, глубоко сидящей в подсознании привычки побаиваться коммунистической нетерпимости к царизму. Но тем более тепло проявлялась любовь к городу, к его историческим корням и ласковая гордость в словах говорящего.

Незнакомая книга на полке оказалась сборником морских рассказов. Это был Конецкий — его «...Облака». Немного пролистал в надежде выхватить взглядом «интересенку» и нечаянно открыл на «Странных капитанах».

Обложка книги

Пробежал несколько книжных строк — показалось свежо. Напомнило Джека Лондона и его легендарного «Морского волка». Слегка увлёкшись, перевернул несколько листов, перешел к следующей главе — «…шторм и штиль» и вдруг упёрся глазами в заголовок «Девятый вал».

Сразу же крайне неприятно удивила безапелляционность суждения и достаточно хамоватая смелость автора. Его резкое, на удивление дилетантское отрицание реального существования более крупной относительно предыдущих, волны — девятого вала, в достаточной мере вызывало раздражение.

Кроме прочего, этот лихой «драйвер» походя выставил дилетантом Ованеса Айвазяна — фанатичную морскую душу гениального художника Ивана Айвазовского, рядом с которым, как маринист не достоин был присесть и на краешек стула.

Айвазовский — "Девятый вал"

Я ведь помню как однажды мы всем экипажем наблюдали и фиксировали девятую в нашем отсчёте волну штормовой поверхности. Более крутую и гораздо более мощную, бьющую в наветренную скулу яхтенного корпуса так, что по нижней шкаторине стакселя ручьём стекало море.

А соленый поток морской воды, не успевавший покидать палубу через шпигаты фальшборта, устремлялся вдоль ватервейса в сторону кормы. Достигая кокпита и, несмотря на водоотбойники, он заставлял вскакивать с пайолов и шкотового, и рулевого!

«Вот вам и девятый вал! — смеясь, кричали мы тогда. — Не зря морской народ подметил».

И вот, вдруг какой-то «верхопалубный пешеход», никогда не знавший паруса и наблюдающий волну из иллюминатора утеплённой стальной коробки ходового мостика, (удалённого дюжинометровой высотой от поверхности моря), позволяет себе легко и, не задумываясь, обозвать девятый вал бредом, а художника, автора «Девятого вала» — не знающим, ни сути морей, ни штормов, ни штилей! Каково?!

Естественно, я был возмущён подобным невежеством. Однако сумел тогда отодвинуть невольно возникшую неприязнь к капитану Конецкому, хотя впоследствии не всё написанное им мне нравилось. Сейчас вспоминаю об этом с лёгкой улыбкой... Не знаю насколько писатель стал счастливым и физически благополучным в вовсе непривычной для него ипостаси супруга, тем не менее одно бесспорно, — он обрёл помощника.

Татьяна Акулова

То, что должен был сделать в своей литературной жизни бывший маленький Вика, отработала за него Татьяна Акулова. Имеется в виду, конечно же, сбор архивной генеалогической информации о большой семье Конецких.

Когда непосредственная и профессиональная работа мореплавателя, в силу его возраста, полностью свелась к нулю, литератор-маринист остался без основной темы. Судоводителю–штурману просто не о чем было писать.

Запас морских баек и впечатлений был исчерпан, а поступление новых стимулов к работе пера явно не предполагалось. Просчитав ситуацию заранее, Татьяна Валентиновна подсуетилась — наработала, собрала материал для новой темы, но было слишком поздно, — ни прежних сил, ни писательского «зуда» у супруга уже не наблюдалось.

Если бы он обратился к этой теме в начале литературной карьеры, когда был ещё физически крепок, без сомнения, мы бы получили, достойный его пера, глубокий исследовательский срез поколений. Но не рискнул мастер взвалить на себя, безусловно, нелёгкую ношу. Предпочёл уйти за фразу о трудностях «раздевания» своих близких родственников. Впрочем, подобное уклонение от риска, можно отнести в равной степени и к его брату Олегу Базунову. А жаль…

Писатель Олег Базунов

Вот эти имена, которые могли бы рассчитывать на внимание и память какого-либо из братьев: Бабушка писателя — любимая жена Конецкого Дмитрия Ивановича. (деда) — Мария Павловна, урожденная Базунова. Рождена 26.07.1859 года — умерла в 1933 году (в 74 года).

Первая дочь Марии Павловны и Дмитрия Ивановича Конецких — Матрона Дмитриевна (Матюня) Конецкая — 27.03.1876 года. Старшая родная тётка братьев–писателей — танцовщица кордебалета Императорских театров. Умерла от голода в блокадном Ленинграде в январе 1942-го (66 лет).

Вторая дочь Конецких, Ольга Дмитриевна — 28.07.1878 года. Выпускница гимназии, в 18-летнем возрасте, принявшая предложение замужества от Васильева Сергея Петровича — дворянского офицера.

Братья – Олег и Вика

Во времена ужасающих сталинских репрессий Ольга Дмитриевна огульно приговорена к непомерным десяти годам лишения свободы за «антисоветскую деятельность». Сидела (видимо, потому и выжила в первые месяцы войны...) в Пугачевском ИТК №7, Саратовской области. Освобождена (комиссована) 16.02.1943 года по инвалидности.

Вернулась на малую родину в 1947 году. Умерла в Ленинграде 10.02.1969 года, в неожиданно почтенном возрасте — 92 лет. Похоронена на Северном кладбище.

Третья дочь Конецких — Зинаида Дмитриевна (Зика) — 2.10.1880 года, крёстная Вики Штейнберга (Виктора Конецкого).

Братья с матерью

Окончила консерваторию, около тридцати лет пела в престижном хоре Мариинки. Ее муж — В.Ф. Грибель, носил погоны штабс-капитана царской армии.

Зинаида Дмитриевна Конецкая-Грибель умерла от голода в блокаду, 18.01.42 года. (62 года). В своей предсмертной записке робко просила зажечь на могиле сохранённую, всё же не съеденную ею перед голодной смертью, венчальную свечу…

Четвёртая дочь Конецких — Любовь Дмитриевна — 26.09.1893 года. Мать маленьких Олега и Вики Штейнбергов, впоследствии ставших писателями — Олегом Базуновым и Виктором Конецким (братья решили сменить неблагозвучную фамилию отца).

В 1912 году Любочка — выпускница частного французского пансиона Люси Ревиль. Она в совершенстве владела французским языком. Недолго работала на сцене в мимансе и кордебалете труппы Дягилева.

Курсанты с отцом

9.04.1917 года успешно выдана замуж за Виктора Штейнберга (отца писателей). В течение десяти лет не могла иметь детей. Пришлось прибегнуть к неизбежной хирургической операции.

В 1927 году родился сын Олег. Спустя два года — второй сын, Виктор. Однако, ещё через два года, в 1931 супруги расстались. У неё был рак (фибросаркома) — и ещё одна операция помогла выстоять.

При её жизни сыновья об этом так и не узнали. Умерла Л. Д. Конецкая 4 октября 1971 года. Похоронена на Богословском кладбище рядом с бывшим мужем Виктором Андреевичем Штейнбергом.

Могила В. В. Конецкого

А вот капитан Виктор Штейнберг-Конецкий почему-то решил «лечь» подальше от родителей. Рядом со своей бабушкой — на Смоленском кладбище… как будто устыдившись.

Но что бы ни было, а добрую память он заслужил! И хотя не оставил после себя ни детей, ни внуков, лучшим памятником стали рождённые им повести и рассказы… страдающие морским диагнозом его морской души.