пятница, 7 февраля 2014 г.

Глава ХХVIII — Погрузка


От грузовика, стоящего на дороге, до дальней вереницы мешков, где находимся мы, около шестидесяти метров. До ближайшей — вдвое меньше. Начинаем отсюда. Потуже затягиваю рукава опоясывающего свитера. Мыкола, нагнувшись, подкручивает, покрепче берётся за «хвост» ближайшего мешка. Кивает мне:
— Санёк, а ну!

Подхватываю мешок за плотные, торчащие в стороны, углы основания. Резко поднимаем 60-килограммового «поросёнка», стоя лицом, друг к другу. В верхней точке подъёма, Мыкола круто разворачивается, подставляя правое плечо. Мешок мягко и симметрично ложится на ключицу. Громыхая «кирзачами», молдаванин устремляется к грузовику.

Такую же операцию проделываем с гагаузом. Только теперь, мешок беру я, а Иван подаёт. Груз ложится не совсем симметрично. Задняя часть мешка немного перевешивает.

Придерживая двумя руками за «хвост», и пружиня ногами, слегка подкидываю его плечом, укладывая ровнее. Иван стоит сбоку, с приподнятыми руками, готовый в любую секунду мне помочь.

— «Да́кси» (Порядок)? — спрашивает он.
— Нормально, — киваю в ответ и спешу за прокладывающим кратчайший путь, Мыколой. Знаю, что гагаузу поможет поднять мешок, Адонис. Сам грек, конечно, мешков не носит…

Чем быстрее идёшь, тем меньше времени подвергаешь плечо весовой нагрузке. Однако и бегать тоже нельзя, — язык «вывалишь». Этим правилом надо пользоваться разумно. Шестьдесят метров — это немного. Но это не много, когда несёшь первый мешок и ещё не устал… Именно поэтому, начиная грузить, мы таскаем мешки с более дальнего расстояния.

Чтобы выбраться из «хорафи» на дорогу, нужно преодолеть довольно крутой подъём, длиною в десяток метров. После третьей «ходки», здесь становится по-настоящему тяжело. Полусогнутые колени с неким трудом распрямляются, передавая резонирующую дрожь всему телу. Выбравшись на дорогу, упираюсь в стоящий почти вплотную, грузовик.

Последнее моё мучение! Резко и сильно поддаю вверх плечом отяжелевшего «поросёнка» и развернувшись влево, переваливаю мешок через высоковатый правый борт кузова. Освободившееся от тяжести натруженное плечо приятно расслабленно ноет. Разминаю пальцами отдыхающие мышцы. Сердце колотится почти как после стометровки. Во рту становится сухо.

Замечаю для себя, что удобнее бросать мешок через задний борт — он расположен ниже относительно дороги. Делаю несколько глубоких вдохов, обогащая кровь кислородом.
Круче выпячиваю грудь и отвожу назад плечи, пытаясь избавиться от чувства дискомфорта в подрёберной области.

Возвращаясь «порожняком», на полдороге расхожусь с Иваном. Он несёт мешок играючи, придерживая одной рукой, и сосредоточенно глядя под ноги. Прерываю на секунду хриплое, учащённое дыхание, — не хотелось бы показывать свою слабость.

Из дальней вереницы мешков, на траве остаётся только два. Один из них, ленивый грек тут же подаёт на плечо Мыколе. Затянув потуже свой подпоясок, подхожу за следующим. Удачно беру на плечо. Мешок ложится, как влитой, не нарушая равновесия.
Слегка придерживаю одной рукой за скрутку проймы.

— «Эн да́кси» (В порядке)? — Интересуется грек. — «Нэ» (Да), — отвечаю, не оборачиваясь, и шагаю вперёд. Сбрасываю «поросёнка» через задний борт. Проталкиваю, перекатываю его через наваленные мешки, подальше вперёд. Ещё нужно вместить одиннадцать таких же «поросят».

Возле ближней вереницы «сакья́» уже собрались все «эргатэс». Иван снова закуривает. Предлагает мне, но я вежливо отказываюсь. Женщины, тихо готовясь к отъезду, собирают обеденные «тормозки» и развешенные на нижних ветвях деревьев, по ходу перемещения палаток, наши куртки и свитера.

Пока Мыкола пьёт воду из пластиковой бутылки, берусь за крайний мешок. Оттягиваю его немного в сторону, освобождая место для «подающего», разворачиваю «хвостом» в направлении движения.
— Давай! — говорю гагаузу.

Он подаёт мешок, и я топаю к машине. Выбираю кратчайшую дорогу, кое-где пригибаясь под низкорастущими ветками. Держа в поле зрения, стоящий на дороге грузовик, я не замечаю в густой траве широкий плоский камень. Наступаю башмаком правой ноги на его поверхность, покрытую налётом зеленоватой маслянистой слизи.

Эффект тот же, как если бы я наступил на полированную наклонную плоскость ледового айсберга… Правый башмак мгновенно соскальзывает в левую сторону, тем самым ловко исполняя классическую «подсечку» левой ноги.

Столь глобально нарушенная центровка 60-килограммового «поросёнка», тут же довершает дело… На какое-то мгновенье в моём восприятии всё происходит, как на отснятых рапидом кадрах «замедленного кино». Инстинктивно пытаясь сохранить равновесие и, понимая, что это уже невозможно, я в коротком полёте, успеваю подумать о приземлении...

Мышечным сокращением, пытаясь приподнять нагруженное мешком плечо, выворачиваю торчащий перед глазами «хвост» мешковины в сторону. Отбрасываю шестьдесят килограммов жирной маслины подальше от предполагаемого места своего падения. Больно ударяюсь предплечьем о плоский камень, но это уже «мелочи». Главное, что мешок, с глухим утробным звуком, безобидно падает рядом… Встаю на ноги, потирая локоть.

Молдаване издали вопросительно смотрят в мою сторону. Убедившись, что я до сих пор жив, улыбаются, перебрасываясь шутками. Сам поднять мешок на плечо я даже не пытаюсь…Торопливо подходит Иван. Показываю ему злополучный камень. Поднимаю его двумя руками и отбрасываю в сторону, к стволу ближайшего дерева.

— Смотри… осторожней! — говорит гагауз, вновь подавая мне мешок. Ушибленное предплечье слегка побаливает. Поднимаю левую руку за голову и нащупываю сзади угол нижней части мешка, торчащий оттопыренным «коровьим» ухом.

Ухватившись за него, подбрасываю плечом мешок и перемещаю себе на «загривок», распределяя тяжесть ноши на оба плеча. Так, обычно носили мешки портовые докеры. Становится значительно легче.

Без проблем добираюсь до грузовика, и швыряю мешок через боковой борт, не прилагая особых усилий. Возвращаюсь за следующим мешком, разминувшись на утоптанной травяной дороге с «гружеными» молдаванами.

Грека поблизости нет, и только гагаузка Маша стоит над очередным «поросёнком», готовая его подать. Принимаю мешок, ухватываю за «ухо». Дважды подбросив, укладываю на плечи поудобнее и, нагнув шею под жёстким изгибом оливковой массы, снова отправляюсь в путь.

Возвращаясь после второй «ходки», замечаю, что переноска тяжестей на небольшом расстоянии, увы, также имеет свой «минус». Кратковременность обратного пути «порожняком», не позволяет успеть в достаточной мере восстановить дыхание.

В конце концов, к счастью, всё в этом мире имеет свойство заканчиваться… даже наши мешки. Забросив через борт последнего тяжёлого «поросёнка», облегчённо развязываю импровизированный пояс на мокрой пояснице и заправляю в джинсы выбившуюся футболку.

Быстро продеваю потную голову в узкий гольф свитера, используя его по прямому назначению. Машинально гляжу на часы — всё равно, кто-нибудь сейчас спросит. Надо поторапливаться. Женщины уже влезают в открытую дверь кабины и, если грек тронет, придётся одеваться в кузове, под холодным встречным ветром.

— Саня, сколько? — уже стоя одной ногой на подножке, спрашивает Маша. 
— Без двадцати – пять, — отвечаю я. Она сокрушенно качает головой и, скрывшись в кабине, захлопывает дверцу. Опытной гагаузке очень не нравится, что мы перерабатываем...

Куртку надеваю, уже сидя в кузове. Достаю из «провизионного» пакета и натягиваю на голову «вязанку». Знаю — жарко не будет…
— «О́лэс» (Все)?! — вопрошает из кабины грек.
— «Нэ!.. Вале мброс»! (Да! Давай вперёд!) — в один голос кричат, сидящие рядом молдаване.
— Да, поехали! — повторяю я, умащиваясь.


Дневной урожай
Грек «врубает» первую передачу, и заваленный тяжёлыми мешками грузовик, трогается с места. Мы устремляемся в Плаку, на завод по выработке масла.

Разгрузка и укладка мешков в указанном месте, завершит наш тяжёлый рабочий день… Туристов, представляющих себе оливковую страду, как радостное национальное «действо», вынужден разочаровать... Это спешная, ломовая и далеко не романтичная работа — на полный износ.